4 мая. К этой дате скончалось много других членов команды, и теперь никто уже не мог слезть с койки, кроме меня и поваренка, который еще был в состоянии кое-что делать. В тот день умерли Андерс Марстранд и Мортен Марстранд, оба давно болели.
7 мая немного потеплело, и мы, трое несчастных, еще сохранивших хоть немного сил, сумели похоронить мертвецов. Но из-за крайнего истощения это было для нас так тяжело, что мы не могли доставить тела до места погребения, иначе как на маленьких салазках, на которых зимой возили дрова.
10 мая. В предыдущие дни держались сильные морозы. Это очень нас ослабило и во многом стесняло. Но в тот день погода была ясная и прилетело много гусей. Мы подстрелили одну птицу, и этого нам хватило на два приема пищи. К этой дате нас осталось в живых 11 человек, считая больных. На следующий день было очень холодно и мы неподвижно лежали на койках, так как страшно ослабели и не могли выйти на мороз; наши конечности одеревенели и, казалось, вот-вот треснут от холода.
На следующий день скончались плотник Йенс Йоргенсен и Свен Марстранд. Одному богу известно, сколько трудностей нам пришлось перенести, пока мы их похоронили. То были последние тела, которые мы предали земле.
16 мая скончался новый шкипер Йенс Хендриксен, а 19 числа за ним последовал Эрик Хансен Ли. Он всегда был очень работящим и дисциплинированным, никого ни разу не обидел и ни разу не подвергался наказаниям. Ли вырыл много могил для других, но ему никто уже не мог отдать этот долг, и он остался непогребенным.
22 мая была самая солнечная и ясная погода, какую только можно просить у бога, и по его милости к нашему кораблю подошел гусь, в которого за три-четыре дня до этого мы стреляли, причем ему оторвало лапу. Мы поймали и сварили эту птицу и питались ею два дня.
До 28 мая не случилось ничего, о чем бы стоило писать. Мы, семеро несчастных, еще остававшихся в живых, лежали пластом и грустно взирали друг на друга, уповая на то, что скоро растает снег, а лед унесет.
Что же касается симптомов обрушившегося на нас недуга, то они были необычны и нам неизвестны. Все конечности и суставы сводило, и это причиняло такую острую боль, как будто в них всаживали тысячи ножей. Кожа принимала такой же синевато-коричневый оттенок, как у синяков под глазами, и во всем теле ощущалась невероятная слабость. Ротовая полость была в ужасном состоянии: все зубы расшатались, и мы не могли принимать пищу[58].
Когда все мы валялись на койках в таком ужасном состоянии, скончались плотник Педер Нюборг, Кнут Лаурицен Скуденес и поваренок Йорген. Их трупы остались в рулевой рубке. Некому было ни похоронить тела, ни бросить их за борт.
4 июня, в троицын день, в живых, не считая меня, осталось только трое и все мы лежали пластом, не в силах оказать помощь друг другу. Желудок был в порядке и требовал пищи, но зубы настолько расшатались, что мы не могли жевать. Труп поваренка лежал возле моей койки, а тела трех других — в рулевой рубке. Двое людей были на берегу и с радостью вернулись бы на корабль, но у них не было сил это сделать. Уже четыре дня нам нечем было поддерживать свои силы. Тут я совсем потерял надежду и уповал лишь на то, что господь положит конец моим мучениям. Полагая, что мне уже не придется больше писать в этом мире, я вывел следующие строки:
«Поскольку я уже более не надеюсь остаться в живых на этом свете, во имя господа прошу всех христиан, которым случится побывать в этих краях, чтобы предали земле мое бренное тело вместе с телами всех тех, кого они здесь найдут. И да ниспошлет им за это награду наш отец небесный. И, далее, прошу переслать этот журнал моему всемилостивейшему повелителю и королю (ибо все, что здесь написано, истинно), чтобы моей несчастной жене и детям была оказана милость в награду за мои тяжкие лишения и жалкую смерть. Кончая на этом, я прощаюсь со всем миром и вручаю свою душу в руки божьи.
Йенс Мунк».
8 июня. Я не мог больше выносить зловоние, исходящее от трупов, и, напрягая последние силы, сполз с койки, считая, что безразлично, где и в каком окружении умирать. Ночь провел на палубе, прикрывшись одеждой умерших. На следующий день, когда двое оставшиеся на берегу увидели меня живым (я тоже считал их погибшими), они подошли по льду к кораблю и помогли мне сойти на берег.
Некоторое время мы жили на берегу, под кустом, и днем жгли костер. Ползая у костра, иногда находили какую-нибудь травинку, выкапывали ее и обсасывали корень. Это помогло нам. Теперь с каждым днем становилось все теплее и мы начали поправляться. Но, пока мы жили на берегу, матрос-парусник, остававшийся на корабле, скончался.