Утром 30 числа я попросил врача подстричь мне волосы и начисто побрить, ибо сильно страдал от сосулек, намерзавших на усах и бороде. Так же поступили и все остальные, после чего мы принялись за работу.
Прежде всего надо было доставить на берег одежду и провизию. После полудня, во время отлива, вода спала и мы надеялись, что сумеем извлечь кое-что из трюма. Мы спустили лодку на воду, и ей пришлось пробиваться через полосу густого сала. Был сильный мороз, и я, стоя на берегу, сильно волновался, опасаясь, что при отливе лодку может унести в море, и тогда мы все погибнем. Однако с божьей помощью все благополучно добрались до судна, где развели огонь, чтобы подать нам знак, что они уже на борту. Там люди немедленно принялись за работу и успели кое-что перетащить из трюма на палубу. Но тут надвинулась ночь, и, не решаясь идти в темноте к берегу, они переночевали на койках в кубрике, едва не замерзнув.
1 декабря стоял такой мороз, что я по льду добрался до судна тем же путем, по которому еще вчера ходила лодка. В этот день мы перенесли на себе в тюках 500 вяленых рыб, а также много постельных принадлежностей и одежды, которую нам пришлось выкапывать изо льда на судне.
2 числа потеплело. Некоторые матросы, переходя по льду, провалились в воду, и мы с трудом их вытащили. Так, за этот день мы не сумели ничего переправить на берег ни на лодке, ни на своих плечах. Тогда я послал людей строить склад на берегу.
Вечером подул западный ветер, лед начал ломаться, и его уносило из залива. А назавтра несколько больших льдин зацепилось за судно и остановилось, но не вплотную друг к другу, и мы по ним не могли пройти. Нам удалось провести лодку, но при нагрузке ее осадка достигала четырех футов. Это мешало подходить к берегу ближе, чем на расстояние полета стрелы. Людям пришлось идти вброд через сало и нести на себе всю кладь, снятую с корабля. Каждый раз, когда они пробирались через густое сало, на них намерзало столько льда, что они походили на ходячие глыбы. Тяжело было на них смотреть.
2 и 6 декабря был лютый мороз. Мы сшили мешки из хранившихся на складе рубашек и в них по льду переносили хлеб на берег. Нам удалось также разбить лед железными гандшпугами и достать одежду и новые паруса. Доставив все это на берег, мы развели костер для просушки.
10 декабря корабельный плотник нашел лес, пригодный для киля и кормы пинассы. Остальные до 13 числа были заняты переноской провизии, а весь этот день мы скалывали лед, образовавшийся вокруг лодки и в ней самой, чтобы освободить ее из плена (лодка вмерзла в лед рядом с судном). Во время этой работы многие отморозили себе носы, щеки и пальцы, ставшие белыми как бумага. Мороз крепчал. К 19 декабря мы уже не могли ничего добыть из трюма и были вынуждены оставить там пять бочек с говядиной и свининой, все наше пиво и другие вещи, намертво вмерзшие в заполнивший трюмы лед.
23 декабря мы начали подтаскивать лодку к берегу, пользуясь вместо катков веслами, но к 10 часам пал такой густой туман, что стало темно как ночью. Я приказал прекратить работу и как можно скорее идти на сушу, куда мы добрались с большим трудом, теряя друг друга из виду. Все же наконец все мы собрались в нашем доме такие жалкие и продрогшие, что трудно передать. Многие сильно обморозились, и у них образовались язвы на коже величиной с орех. По-моему, это случилось из-за того, что они слишком поспешно бросились отогреваться к костру.
Уже задолго до рождества наш «замок» завалило толстым слоем снега, почти по самую крышу. Было такое ощущение, будто мы живем в сугробе посреди снежной пустыни. Чтобы выйти наружу, надо было прокладывать дорожки в снегу, который в ряде мест доходил нам до пояса.
Весь февраль продержались такие же лютые морозы, как и в другие месяца этого года. Многие из команды начали жаловаться на недомогание; у некоторых расшатались зубы, распухли десны, и с них ежедневно приходилось срезать куски почерневшего гнилого мяса. Десны так разболелись, что нельзя было жевать мясо. Другие жаловались на боли в голове и груди, у некоторых ныла спина. Один матрос мучился от болей в бедрах и коленях, кое у кого распухли ноги[67]. Две трети команды нуждались в попечении врача. И все же больным людям приходилось ежедневно работать, выходить из дому за дровами и строительным лесом, хотя у большинства не было обуви. После ходьбы по снегу люди отогревали ноги у огня, отчего их башмаки коробились, а то и сгорали. Запасная обувь затонула вместе с судном. Попав в столь тяжелое положение, они вынуждены были обматывать ноги тряпками и в такой «обувке» старались как можно лучше выполнить все поручения. К великому нашему прискорбию, в это время заболел и наш плотник. Я уже и без того часто упоминал о холоде, да простит мне читатель, если я постараюсь подробнее рассказать о нем. Мы страдали от трех разновидностей холода в зависимости от того, где находились: в доме, в лесу или на льдинах по пути к судну.