Загнать братьев в дом оказалось неожиданно сложной задачей — наблюдать за грозой им нравилось ничуть не меньше, чем за огнём, а из окна не очень-то и посмотришь. Пришлось пообещать рассказать несколько интересных историй... про огонь. Сработало.
Впрочем, сначала они разобрались с тем, где кто будет спать, разделили между собой все имевшиеся в доме одеяла, которых оказалось не так и много, затем плотно поужинали, и только потом, когда дети уже уютно устроились на стоящих вдоль стен широких скамьях, оставшийся пока сидеть за столом Вернер вспомнил про своё обещание:
— Если всё ещё хотите, могу рассказать ту сказку, которую я слышал на одном южном острове.
Братья утвердительно кивнули.
Вернер весело подмигнул своим воспитанникам и призвал в ладони немного духовного пламени. Света от него было недостаточно, чтобы рассеять темноту в комнате, но в самый раз для того, чтобы создать приличествующую той сказке атмосферу.
— Вначале не было ничего, только море бескрайней тьмы, в котором богиня мироздания...
— Ничего, ага. А богиня откуда взялась? — скептично хмыкнул Чёрный, осмелевший быстрее брата и не в первый уже раз порывавшийся спорить.
— А кто ж её знает. Богиня же. Хотя тогда она никакой богиней ещё не считалась, наверное — просто самая обычная девушка. Она даже не знала, как оказалась там, и было ей очень страшно и одиноко. Чтобы хоть немного справиться со страхом, девушка пела, и однажды из её пения родился огонь...
«Если он меня сейчас снова перебьёт и спросит, как это случилось, я ему подзатыльник отвешу, честное слово», — подумал Вернер, с подозрением глядя на Чёрного. Но мальчишка молча смотрел на рассказчика, ожидая продолжения истории. Вместо этого возникшей паузой воспользовался другой из братьев:
— Так она была заклинательницей огня?
— Белый, хоть ты не перебивай! — возмутился Вернер, вместе с тем радуясь, что мальчик произнёс слово «заклинатель», которого ещё недавно старался избегать. — Может, и была — да только сама о том не знала. Тогда и слов таких ещё не было, наверное. А вы, если хотите узнать, что дальше — не мешайте рассказывать. С тех пор у девушки был огонь, и ей больше не было страшно — ведь у неё появился верный друг, который всегда и во всём её понимал. И пусть вокруг всё заполняла одна лишь тьма, ни огню, ни девушке больше никогда не было одиноко. Так прошло много лет, и всё у них было хорошо, но однажды, бродя во тьме, которую не мог тогда разогнать никакой свет, девушка оступилась и уронила пламя, которым так дорожила. Она думала, огонь не погаснет даже в этой пустоте, но он исчез, зато пустота в тот миг наполнилась светом и приобрела новые очертания — так появились привычные нам небо и земля. А отдельные искорки огня улетели далеко-далеко, и там из них получились звёзды, луны и солнце. Теперь девушку окружал целый мир, вот только был он пустым и безжизненным — намного страшнее холодной безликой тьмы, служившей ей домом до этого. К тому же она лишилась единственного друга, к которому так привыкла за эти годы. Тогда девушка горько заплакала, и из слёз её появилась вся вода, что есть в этом мире...
— Глупая какая. Девчонки только реветь и умеют, — тут же прокомментировал Чёрный.
— Через некоторое время девушка успокоилась и начала петь в надежде, что снова увидит огонь — ведь в прошлый раз он появился именно так, — продолжил рассказывать Вернер, проигнорировав это замечание. — Но ничего не происходило. Долго бродила она в поисках своего друга по безжизненному миру и пела, да только так и не нашла того, чего искала. Отчаявшись и выбившись из сил, девушка поняла, что это не поможет, но ничего другого не умела, а подсказать было некому. Так печально ей стало, что и жить расхотелось. Тогда вырвала она из груди собственное сердце, и увидела, что горит оно ярким огнём, тем самым, который, как она думала, был навсегда потерян. Так она поняла, что огонь был частью её самой, а может, это она была огнём. А вот человеком не могла больше быть, не может человек жить без сердца...
Вернер сделал паузу и присмотрелся к затихшим детям: они слушали, боясь пошевелиться. Но не потому, что история казалась им страшной — мальчишки будто опасались, что рассказчик замолчит, и они так и не узнают, что случилось дальше. Это их опасение начало возрастать по мере того, как затягивалось молчание, и Вернер поспешил продолжить: