«Конечно... Они имеют право знать. И самим решать, как распорядиться своими жизнями и душами».
«Я тоже так считаю. Какая разница, кто из нас скажет это вслух? А можешь превратиться ещё раз? Пусть увидят, на что это похоже».
Рэйнир тяжело вздохнул, но ничего не ответил. Что тут сказать — он прав. Пусть брат и младше, в этой ситуации он оказался куда умнее и смелее.
«Но всё равно он не должен был превращать себя в оружие!» — подумал он, выполняя просьбу и становясь мечом. Пробыв им достаточное для демонстрации время, юноша вновь вернул себе облик человека.
— ...так что ответственность за ваш отказ будет лежать на мне, ведь это я открыл вам правду, — завершил Эйвинд свои объяснения примерно в этот же момент.
Все молчали. Никто не решался первым озвучить свой отказ в этом участвовать. Никто — вполне ожидаемо — не выражал и согласия.
Молчание затягивалось. Люди переглядывались, но даже шёпотом никто не решался поделиться мыслями с другими. Вперед вышел покрытый шрамами мужчина с чертами уроженца Запада. Одет он был как обычный бездомный бродяга, но что-то в его облике наводило на мысли, что в прошлом он был воином.
— А почему отказываться? — с сильным западным акцентом произнёс он. — Жертвовать несколько ради многих — хороший план. Честь оказаться среди тех, кто спасает, а не тех, кто спасается. Быть первым — честь ещё больше. Меч — хорошее оружие. Знакомство с тобой тоже честь, кузнец душ.
«Он... он что... согласен?!»
«П-похоже на то...»
— Вы уверены, господин? — переспросил Эйвинд. — Ведь это же...
— Шанс сделать что-то, что достойно. Жизнь или честь, или жизнь без чести. Делать работу, что не могут другие — большая честь, чем бездействовать.
В культуре Запада и правда очень много внимания уделялось понятию чести. И, похоже, этот человек искренне следовал подобным принципам.
Рэйнир видел сомнения брата, видел, что он тоже не хочет этого делать — но вот уже Эйвинд упрямо сжал губы и ответил:
— Хорошо. Значит так и будет.
Он сделал шаг вперёд, навстречу тому, кто должен был стать оружием, и духовное пламя окутало обоих, скрыло от постороннего взгляда. Охранники отшатнулись, один из чародеев тоже, кажется, испугался, но быстро взял себя в руки и продолжил настороженно наблюдать. А вот среди пленников ни страха, ни напряжения почти не было — в ауре большинства преобладал... интерес?
Погасшее пламя явило взглядам одного лишь Эйвинда. В руках у него был меч. Юноша смотрел на брата с выражением полной беспомощности на лице.
«Он не слышит мысленную речь. Я не знаю, как теперь дать ему понять, что он может принять свой прежний вид...»
«Н-не знаю... Я... Об этом... я не думал тоже...»
В этот миг место меча занял человек. Глаза его приобрели цвет стали, будто бы отражая то, что он теперь — оружие.
— Пустота, но не смерть. Интересно. Не знай я, что и вы такие, не понял бы, что так смогу. Опасная особенность — как понимать, что бой окончен и что можно быть собой?
— Хм... если бы у вас была возможность использовать мысленную речь...
— Сейчас это не важно, — прервал их разговор Янар. — Делай дальше свою работу, кузнец.
— Так мысленная речь как-то поможет? А что, давайте я тогда попробую, — к Эйвинду вышел парень лет двадцати, очень худой, но несмотря на это выглядящий скорее крепким, чем измученным голодом. — Меня мать учила. Отец из гильдии был, вот и научил её, ведь это можно. А она вот меня потом. В жизни от этого умения пользы нет, так может хоть теперь пригодится...
— Уверен?
— А чего мне ждать от будущего? Меня недавно обвинили в воровстве, которого я не совершал! Просто потому что за бедняка никто не вступится — чего б не свалить на него все беды?! А вот к воинам получше относиться должны. В дружину меня не взяли, хоть и просился. А так глядишь и выйдет чего.
Эйвинд тяжело вздохнул.
— Ладно...
Пламя вспыхнуло вновь. Ещё один меч. Этот некоторое время не превращался, потом же, став человеком, неуверенно пробормотал:
— Без понимания, что, хм, ты ещё жив, пожалуй, можно и ума лишиться...
Больше слов у него не нашлось, он просто отошёл в сторону, встав рядом с тем западником, что был превращён первым.