Вспомнила Оля, что были у тети Вари братья — наверно, с такими же сильными мозолистыми руками, как у Олиных товарищей по цеху, по заводу.
На кладбище, почти рядом с уже вырытой могилой для Варвары Петровны Родионовой, хоронили какого-то военного.
Когда молодые люди везли гроб тети Вари на железных высоких санках, оркестр возле могилы военного заиграл «Интернационал». Привычно, почти автоматически остановилась молодежь с гробом тети Вари, остановилась и Анна Гавриловна.
Было морозно, и мелодия «Интернационала» была особенно звонкой. Потом тетю Варю уже не повезли, а понесли дальше, к ее могиле, и опустили гроб в мерзлую землю. Оркестр поодаль закончил «Интернационал», и, по воле и фантазии музыкантов, вдруг зазвучала другая мелодия:
Лес вокруг был парчово-серебряный, а бронзовые сосны — так показалось Анне, Анюте — немного напоминали громадные свечи. Как красиво! И чудом держались на зимних ветках сухие листья.
Военные, окружавшие ту, другую могилу, выпили по стакану водки, налили еще один и плеснули его на свежий холм.
Потом, когда старухи, товарки тети Вари, приехали к Анне Гавриловне домой — выпить чаю и закусить «чем бог послал», одна из них рассказала то, чего Анна не знала.
По словам старухи, она спросила Варвару Петровну, уже за десять дней до смерти, — как ее похоронить? Старуха, наверное, хотела услышать еще раз твердую волю тети Вари, дабы передать ее затем Анне Гавриловне. Но Варя Родионова ответила:
— По-церковному… А вообще все равно, как похоронят!
Рассказывая это, старуха вздохнула:
— Вот какое смирение было-то у Варвары!
Анне подумалось иначе: может быть, почувствовала тетя Варя рабочим чутьем, какой-то последней своей предсмертной мудростью ее, Аннину, трудовую лямку, ее лошадиную замотанность и еще раз пожалела свою Анюту. Как бы мысленно отдала Анне сбереженные на красивые похороны деньги: отказалась от божественной красоты в пользу земной суеты! Не о боге думала. И не о себе. О людях.
ДАВНЯЯ УТРАТА[1]
(Лирическая повесть)
Памяти Дмитрия Васильевича Шевелева, брата моего, мечтавшего о боевых подвигах. И не дожившего до них…
1. Спор в блиндаже, на рассвете
Едва забрезжил рассвет, когда по обледенелым ступенькам санинструктор Зина Каленова спустилась в блиндаж. На возможный вопрос о цели раннего прихода девушка приготовила убедительный ответ: нужна таблетка стрептоцида — может, найдется у кого-нибудь — для начальника разведки, у него вчера болело горло. В блиндаже было полутемно. В печке, похожей на большую железную модель спичечной коробки, затухало последнее ночное полено. Днем не топили. На аккуратном дощатом столе, который в прошлом был ящиком для артиллерийских снарядов, тлел фитиль самодельной лампы. На нарах спал первый помощник начальника штаба по оперативной части. У телефона сидел дежурный, настойчиво повторяя в трубку одно и то же: «Ну что у вас?..» За перегородкой, затянутой пятнистыми немецкими плащ-палатками, шелестели бумаги: начальник штаба читал боевые донесения из батальонов.
Обычная штабная обстановка раннего утра.
Зина подошла к столу и занялась лампой. На стену и на потолок блиндажа легла выгнутая тень от высокой плотной девичьей фигуры в кожухе и ушанке.
Лампой служила гильза от снаряда 45-миллиметровой пушки, сплющенная вверху; в этот верхний конец был зажат кусок от портянки, а в отверстие пониже вливался керосин. Перочинным ножом Зина расковыряла отверстие, залепленное хлебным мякишем, подлила керосина, подровняла фитиль. Лампа загорелась ярче. Дежурный кивнул девушке и спросил ее с той же настойчивой интонацией, с какой только что говорил по телефону:
— Ну что у вас?
— Что-то скучно, — призналась Зина, забыв приготовленный ответ.
— Ничего, вернутся! — понимающе буркнул дежурный.
Зина промолчала. Ни вслух, ни даже себе самой она не хотела признаться, что тревожится за разведчиков, посланных в ночной поиск. Впрочем, на этот раз были основания волноваться у самого командира полка: ответственное задание поручили новичкам. Из опытных разведчиков пошел, правда, Павел Гориев, единственный старожил во взводе пешей разведки. Но он еще не вполне поправился после ранения, поэтому старшим группы был назначен новичок, Дмитрий Орлов. У него была странная манера знакомиться: он однажды подсел к Зине и сказал, что девушка, которую он любил когда-то, была похожа на нее.
1
В повести использованы стенограммы давних (1941—1943 гг.) бесед работников ЦК ВЛКСМ (в том числе моих) с комсомольцами, сражавшимися на фронтах Великой Отечественной войны.
В стенограммах, при их психологической точности, могли оказаться ошибки терминологического и технического характера, за которые заранее прошу меня извинить. —