«Ну что, доктор! Мы победили!» — сказал мне весело на следующий день, Шнауцер. «Да, победили», — согласился я. «Мы им покажем ещё больше!» — резко по-большевистски заявила Кокиш. «Моя правая рука!» — улыбнулся Шнауцер, одобрительно похлопав Кокиш по правой половине зада левой рукой, т. к. он сидел за её столом, а она стояла слева от него. «Доктор нас тоже поддержал! — отдала и мне дань Кокиш, кивнув в мою сторону. — Он и на собрании сел с нашей стороны!». «Конечно, он же не главный врач Зауэр, который их поддержал и на голосовании воздержался!» — поддержал ее Шнауцер. «Уууу, ненавижу!» — скривилась Кокиш. — Он разрушает клинику, всё саботирует!». «Ничего, ничего, Силке! — мечтательно, садистски усмехнувшись, произнёс Шнауцер, назвав Кокиш по имени. — Я ничего не забываю!». «Ах, доктор!» — обратился ко мне, с чувством, он. — Сколько я уже сражений выдержал и битв!». «Как и ваш отец, наверное!» — ляпнул я. «Мой отец погиб под Сталинградом», — безразлично, даже весело сказал Шнауцер. Я попытался скорчить сочувственное лицо. «А что мне до отца! — остудил меня Шнауцер, заметив это. — Я его туда не посылал!». «А моя самая любимая личность в истории — это маршал Жуков!» — специально для меня произнесла Кокиш. И я с ней согласился, добавив сюда ещё и израильского премьер-министра Шарона, но этого немцы не услышали, так как это я сказал про себя! «Ах, доктор! — сентиментально, с чувством произнёс Шнауцер. — Эти дураки ничего не понимают и не знают — с кем они имеют дело! Я им мозги компостирую! Я говорю им, что денег нет в клинике и что закрою её! Они верят, они не умеют считать деньги! Конечно, деньги у меня есть! Конечно, клинику я не закрою, она мне слишком дорога, чтобы её закрыть! Конечно, я их всех вышвырну, но вначале они будут у меня очень тяжело работать — в поте, страшным трудом им будет хлеб их доставаться! А вы берите меньше больных для психотерапии, больше на акупунтуру и гипноз, меньше дежурств, лучше вообще без дежурств! Ну, в крайнем случае, не больше четырёх! Пусть они дежурят! У них у всех в трудовом договоре стоят дежурства, в том числе и у Пиппер, и у главного врача!». «Он меня сегодня попросил подежурить дополнительно, т. к. некому», — признался я. «Ни в коем случае!» — взорвалась Кокиш. «Но мне было неудобно отказать», — вставил я. — «А ему было удобно вас не брать на работу! Вы что забыли?! Не забывайте кто ваш друг, а кто враг! Скажите ему просто прямо: «Не хочу дежурить, сами дежурьте! Так и скажите!». «Ладно, Силке, сделаем вот что, измени ему трудовой договор! Он новый, ему тяжело, он один, а их много! Нужно его вывести из линии огня! В договоре укажи: — Дежурить, как исключение, не больше четырёх раз в месяц! И не более четырёх психотерапевтических больных вести! И чтобы «этим» показать, что в клинике нет денег, напиши приказ об увольнении фрау Люлинг! Она всё равно идёт в декрет и будет работать два раза в неделю, но им скажем, что на гонорар переводим! Она, доктор, единственный кроме вас, наш друг! Она нас во всём поддерживает! Вы её уже знаете, видели? Она наша ведущий врач общего профиля, очень опытная! Вот, такая! — поднял Шнауцер для убедительности большой палец вверх. — Хоть она и из Ямайки, но мать профессор, училась в Англии! Вот, такая!» — поднял ещё раз Шнауцер большой палец вверх, как будто бы хваля хорошую закуску — маринованные помидорчики! — «Правда, Силке?!». «Да», — нехотя буркнула Силке. — «Нет, нет Силке, она хорошая!». «Её ассистент фрау Сан-дер подала заявление об уходе! — показала Силке, какая эта грациозная “шоколадная” красавица Люлинг хорошая! И добавила: — Не может с ней дальше работать, она её третирует!». «Нет, Силке, Сандер скорее всего из-за “этих” уходит! Ладно, я с ней поговорю! А сейчас, Силке, позови мне Оттена! Посидите тоже здесь, доктор! Послушайте, как я с ним разговариваю! Мне доставляет это истинное наслаждение! Приведи, Силке, нам Оттена!».