Одно из наиболее любопытных погружений мы осуществили, когда крутые короткие волны чуть умерили свой гнев. Наблюдателем был доктор Карл Хаббс, морской биолог из института Скриппса. Он много лет собирался составить полную коллекцию рыб, обитающих на скалистых участках каньона и у мыса Ла-Холья. Сети и драги хороши на ровных склонах, но бесполезны на скалистых участках. Правда, аквалангисты института Скриппса при сборе образцов рыб использовали своего рода яд, безопасный для ныряльщиков. Он оказывал парализующее действие на большинство мелких организмов. Разумеется, во время таких операций ныряльщики работали на глубинах не свыше 60 метров. Но доктору Хаббсу нужны были образцы и с больших глубин. Он сотрудничал с биологами из лаборатории электроники, которые сконструировали огромный рыбонасос и хотели установить его на «Блюдце». Ручные рыбонасосы, предназначенные для аквалангистов, втягивают в специальную трубу большое количество воды, а вместе с ней множество мелкой рыбы, которую иначе невозможно отловить. Рыбонасос, привезенный на судно, действовал аналогичным образом, но внешне напоминал скорее подводный пылесос. При виде его на лице Гастона появилось знакомое выражение. «Неужели опять какой-нибудь хитрый прибор?» — казалось, говорил всем своим видом наш друг. Однако затем он улыбнулся и сказал, что попробует установить это приспособление. И пока мы воевали с волнами, пытаясь совершить погружения два, Гастон, Джерри и Кен ломали голову над тем, как укрепить его на корпусе аппарата.
Рыбонасос представлял собой большой металлический цилиндр с сеткой внутри. Там же помещался пропеллер и электрический двигатель. Пропеллер создавал разрежение в эластичной трубке, которая прикреплялась к механической руке «Блюдца». Сетка пропускала осадки и воду, но задерживала живые организмы, предварительно парализованные или убитые ядом.
Для испытания нового устройства доктор Хаббс сделал пробное погружение в каньоне Скриппс на глубину 150 метров, где водилась рыба, которую пока не удавалось изучить. Доктор Хаббс был рослым, плечистым, бодрым мужчиной лет семидесяти. Он кипел энергией и был энтузиастом своего дела. В течение многих лет он изучал рыб, обитающих в здешних водах, и обрадовался новой возможности расширить свои познания. Но, как и доктор Шепард, доктор Хаббс не мог по возрасту спускаться под воду в акваланге. И в «Блюдце» он впервые получил возможность увидеть морских животных в естественной среде.
В пластмассовый мешок налили около половины галлона яда, мешок завязали, чтобы его можно было взять клешней механической руки. После того как «Блюдце» спустили на воду, мешок передали аквалангисту, который поместил его в раскрытую клешню и подождал, когда Каноэ сомкнет ее. Все это нужно было сделать быстро, пока нас не отнесло в сторону от нужного места. Обычно Эрл учитывал снос и останавливал судно с наветренной стороны. Но на этот раз наши приготовления затянулись, и, когда аппарат оказался в воде, «Бэрч-Тайд» все-таки отнесло.
Спустя некоторое время экипаж «Блюдца» доложил, что выбранный участок дна неблагоприятен для работ, склоны здесь слишком крутые. Мы догадались, что гидронавты движутся к верхней части каньона, где дно более ровное. Примерно через час они сообщили, что сбросили яд и что все идет хорошо. Доктор Хаббс работал все четыре часа. Мне кажется, он готов был работать и дольше, если бы позволил Каноэ.
Когда Хаббс вылез из люка, у него был такой вид, словно он испытал некоторые неудобства. Да и не мудрено: при росте свыше 1,8 метра приходилось как-то складываться в «Блюдце». Доктор Хаббс, как и большинство других ученых, никогда не жаловавшихся на неудобства, был слишком поглощен работой и зрелищем, открывающимся из иллюминатора. Я спросил его:
— Получили ли вы удовольствие от вашего первого погружения, доктор Хаббс?
— Еще бы! — ответил он. — Вчера я допоздна не мог уснуть, был немного простужен. Но теперь все будто рукой сняло.
И он стал рассказывать о том, как проходила операция. Хотя она и не была совеем успешной, однако удалось сделать много полезного. Когда «Блюдце» достигло глубины 150 метров, оказалось, что стенки каньона слишком крутые, чтобы использовать рыбонасос. На скалистых участках поверхность стенок была очень расчлененной. После непродолжительных поисков Каноэ вспомнил, что в верхней части каньона есть более удачнее место, с ровными склонами. Но двигаться туда пришлось против течения, это отняло немало времени. Зато место и в самом деле вполне подходило для отлова животных. Каноэ выпустил яд, который стал медленно, беловатым облаком вытекать из мешка и двигаться по течению, скорость которого составляла 0,04—0,08 метра в секунду.
Яд, поражающий мелких рыб, размером 5—7,5 сантиметра, начал действовать лишь через 30—45 минут. Ценность такого яда для биолога в том, что он позволяет брать целые сообщества рыб. Ведь вполне возможно, что отдельные робкие особи могут прятаться где-нибудь в расселинах и не попасть в поло зрения наблюдателя. Биологам также нужно было составить более четкое представление о плотности популяций рыб. Попытки: получить такие сведениях с надводных судов были чаще всего малорезультативными. На «Блюдце» биологи могли использовать лаг для определения пройденного расстояния, правда, без учета течений. По пройденному пути и количеству обнаруженных организмов можно было получить исходные данные для расчета плотности популяции.
Доктор Хаббс предложил несколько усовершенствовать рыбонасос. Нужно было поставить мотор большей мощности, чтобы засасывать крупную рыбу и для удобства наклонить всасывающую трубу.
В конце марта в нашем полку прибыло. Боба Данна прислали оказывать помощь по ремонту и обслуживанию аппарата. В будущем ему предстояло стать членом экипажа «Дипстара DS-400». Боб оказался первым в нашей группе уроженцем Калифорнии. Он был квалифицированным механиком и имел обширный опыт в подводном фотографировании. Когда Данн вошел в курс дел, я получил возможность предоставить каждому по неделе отпуска. Даже мне самому удалось урвать дня два. Всякое дело до тех пор не пойдет на лад, пока босс не сможет позволить себе передышку. Более того, я, слышал, что в его отсутствие иногда дело идет еще лучше.
Как и прежде, Андре приехал именно в тот момент, когда мы собирались на две недели выйти в море, чтобы работать с «Блюдцем». Он сменил Каноэ, который почти полгода не был дома.
Похоже было, что осуществить намеченные 25 погружений нам по плечу.
В апреле, где-то в конце первой недели, к нам присоединился доктор Уинтерер. Он собирался совершить три погружения западнее острова Сан-Николас, примерно в 160 милях от берега.
Погода по-прежнему была неустойчивой: один день погожий, на другой разыгрывается шторм, а потом снова можно производить спуск «Блюдца», — не то, что на восточном побережье. Правда, и старожилы Сан-Диего говорили, что такой дождливой и ветреной погоды давно не бывало.
Мы вышли из гавани Сан-Диего во вторник вечером. Обогнув мыс Лома, мы очутились в открытом море. Дул легкий бриз, на небе, по которому плыли облака, светила тусклая луна. Примерно в 6.30 я заметил холмы и крутые склоны острова Сан-Клементе, сливавшегося с низко нависшими тучами. Вскоре мы приблизились к южной оконечности острова. Над ним проходил дождевой заряд, и отдельные части местности порой целиком исчезали за плотной пеленой ливня. Когда судно приблизилось к Сан-Клементе, видимость на непродолжительное время улучшилась. И так как сводка не обещала ничего хорошего, доктор Уинтерер решил тут и «нырнуть». Тем более что с подветренной стороны мы были защищены от северо-западного ветра. Глубины резко увеличиваются в непосредственной близости от берега, поэтому «Бэрч-Тайд» подошел почти вплотную к острову. Я не верил своим глазам: после трех дождливых недель остров зазеленел. Правда, трава не была сочной и роскошной, но остров, все-таки покрывала растительность, а не бурая каменистая почва, которую мы видели осенью. Эрл осторожно вел судно, застопорив его на расстоянии меньше одной длины корпуса от усеянного крупной галькой пляжа. Скалы и отвесные склоны, возвышающиеся над нами, устремлялись прямо в зенит. С кормы казалось, в этом можно было поклясться, что носовой частью судно село на мель.