Каскареллиан не мог спать. В кошмарах Жнец разбивал его двери, словно врата дворца, потрошил телохранителей, вместо стражников, и, наконец, вставал в изножье кровати, как убийца у постели императора, чтобы разорвать его на части.
Каскареллиан счел, что лучшей защитой от неведомой опасности будет Люсидик и послал за дочерью сенатора трех своих сыновей, предупредив, чтобы они не злили пленницу. В глубине души, хотя он не признался бы в этом даже священнику, Каскареллиан немного ее боялся. Она заслуживала уважения — больше, чем другие женщины.
К несчастью, его мальчики были не так умны. Хотя он приказал им уважать пленницу, они решили испытать отцовское терпение. Люсидик унизили и избили. Несомненно, случилось бы худшее, не вернись старик Каскареллиан домой пораньше, помешав издевательствам.
Люсидик тотчас потребовала объяснений. Если Каскареллиан задумал убить ее, почему он медлит? Ее тошнит, заявила она. От него, от его сыновей, от жизни. Она видела слишком много крови.
— Ты ведь была во дворце, не так ли? В ночь Великого Мятежа?
— Да.
— Как ты связана с этим монстром, Жнецом?
— Это не твое дело, Каскареллиан.
— Я могу оставить тебя с сыновьями — на полчаса. Ты заговоришь.
— Мне на них плевать. И на тебя.
— Я не хочу тебя пугать. Ты под моей защитой, вот и все. Знаешь, что творится на улицах? Ад! Город трещит по швам!
— Думаешь, удерживая меня в плену, ты спасешься от того, что тебя ждет? — поинтересовалась Люсидик.
Суеверный страх исказил черты Каскареллиана:
— Что меня ждет? — спросил он: — Что ты знаешь о будущем?
— Ничего, — устало сказала Люсидик: — Я не пророчица. Понятия не имею, что с тобой станет, и если честно, мне плевать. Если завтра наступит судный день, не думаю, что ты попадешь в рай, но… — она пожала плечами: — Мне-то что? Я не буду смотреть на твои мучения.
Каскареллиан вспотел и побледнел от ее слов. Она не знала, как сильно терзает его, но все же получала удовольствие. Этот человек сделал ее сиротой, почему бы не насладиться его ужасом?
— Ты думаешь, я глупец? — спросил он.
— Раз так боишься? Да. Это мерзко.
— Я не хочу твоего презрения, — сказал Каскареллиан со странной искренностью: — У меня много врагов.
— Тогда не делай меня одним из них, — заметила Люсидик: — Отпусти. Дай мне увидеть небо!
— Я отвезу тебя, куда хочешь.
— Правда?
— Да. Куда пожелаешь.
— В пустыню. Подальше от города.
— Но зачем?
— Я же сказала. Хочу увидеть небо…
На следующий день кортеж из трех машин проехал по объятым хаосом улицам Примордия — к западным воротам. В первом автомобиле сидели два лучших телохранителя Каскареллиана, которые не раз спасали его жизнь. В последнем — трое братьев, вслух рассуждавшим, как часто бывало в эти дни, не сошел ли с ума их отец.
Зачем он потакал капризам этой Люсидик? Неужели не понимал, что у нее были все причины плести интриги и ненавидеть его?
В среднем автомобиле — за рулем которого был Мариус, возивший Каскареллиана уже тридцать лет — сидел сам дон вместе с Люсидик.
— Довольна? — спросил он ее, когда они оказались за воротами и увидели небо.
— Чуть дальше, пожалуйста, — сказала она.
— Не думай, что сможешь одурачить меня, женщина. Возможно, ты умнее многих представительниц своего пола, но ты не сбежишь, если решила попробовать!
Некоторое время они ехали молча.
— Думаю, мы углубились в пустыню. Ты видела достаточно неба на сегодня!
— Можно мне выйти и немного пройтись?
— Пройтись? Теперь?
— Пожалуйста. В этом нет ничего плохого. Посмотри… вокруг лишь пустыня.
Каскареллиан обдумал ее просьбу и велел кортежу остановиться.
На горизонте клубилась песчаная буря, медленно подползая к дороге.
— Лучше поторопись, — заметил дон.
Люсидик наблюдала, как приближается стена песка. Посмотрела через плечо на выбиравшихся из автомобилей мужчин. Задержалась взглядом на братьях. Они грязно ей улыбались. Один облизал губы. Этот простой, непристойный жест стал последней соломинкой. Люсидик повернулась к ним спиной и двинулась навстречу песчаной буре.
Сзади летели предостережения и угрозы.
— Ни шагу дальше! — сказал один из братьев: — Или я тебя пристрелю!
Она обернулась к нему, раскинув руки.
— Стреляй!
И снова пошла вперед.
— Вернись, женщина! — вскричал дон: — Там нет ничего, кроме песка.
Дыхание бури растрепало ее волосы — они окружили голову темным нимбом.