Но всё это было уже не в моей воле. Виктор раскрыл портфель, лежавший рядом с ним на сиденье, и нарочито медленно вытащил белоснежную папку, перевязанную красной атласной лентой. Под стать холеным, почти по-женски узким кистям дракона.
— Ты мне не веришь, взгляни на бумаги.
— Что это? Какой-то трюк?
Я не торопилась брать протянутую папку. Пусть побесится!
— Смотри! — с нажимом ответил он, и я поняла, что дальше тянуть опасно. Рейнолд найдёт меня, уверяла я себя, когда дрожащими пальцами развязывала ленту, но на то требуется время. Если я его истинная пара, то найдёт. Почему-то я верила, что в этом он меня не обманывал.
Я пробежалась глазами по документу. Рейнолд лгал во всём остальном. Передо мной лежала приказ о передаче наследства моего отца в единоличное управление родственнику мачехи, потому как «дочь субъекта оказалась не совсем здоровой по многочисленным свидетельствам очевидцев, что может являться доказательством возможного магического замка».
— Видишь, Оливия, чья подпись стоит внизу? И он не собирался тебе об этом рассказывать.
«Рейнолд из рода Серых скал, второй цензор Управления магического порядка».
Глава 2
— Но как он узнал обо мне?
— Имеешь в виду, как узнал, что именно ты прокляла его? Думаю, не узнал, пока ты не приехала. А потом навёл справки, мы, драконы, подозрительны, понял и возрадовался.
— Он дал объявление о найме, это случайность, что я откликнулась.
Я чувствовала себя так, будто меня приложили по голове костяной рукояткой веера. Больно, состояние оглушённости, но ты всё ещё в сознании и никак не возьмёшь в толк, зачем кому-то понадобилось это делать с тобой.
— От отчаяния, вероятно, дал. Всем известно, что вернуть Драконью искру почти невозможно. Как и отобрать. Можно отдать добровольно как залог или в случае если близкому угрожает погибель от лап другого дракона. Что ты с ним сделала, Оливия?
Я опустила взгляд на сложенные на коленях руки. Пальцы дрожали, но со стороны это могло быть не слишком заметно, я спрятала руки за столиком. И вспоминала.
В день похорон отца, убитого в пьяной драке с кредитором, я впервые поняла, что осталась одна. И что запуталась в бесконечном сне, состоящем из множества зеркал. Обычно они отражали всё, что со мной происходило днём, как было в детстве, потом, когда наложили печать, зеркала помутнели, а в день похорон они приоткрыли полог тумана, и я ясно увидела, что теперь ничто не будет прежним.
Тогда со мной произошла истерика, которую списали на шок от кончины отца. Мачеха этим воспользовалась.
Или она всё продумала заранее, я не знаю.
Я пожала плечами и опустила голову.
— В любом случае нам пора, — оборвал мои мысли Виктор, и поезд остановился на станции.
Я ещё никогда не бывала в столице, не хватало денег, и если бы не моя нынешнее положение пленницы, то с удовольствием полюбовалась бы стеклянной крышей, под которой на металлических сваях гнездились птицы. Станция была огромной и многолюдной, все торопились к выходу, не замечая больших тропических пальм в деревянных кадках, наполненных разноцветной галькой. Как на морском побережье, где я никогда не была.
И уже вряд ли окажусь.
— Это тебе на случай, если задумаешь бежать, — вполголоса проговорил Виктор, касаясь моего плеча и размазывая по коже печать. Красный след, будто от краски, в виде четырёхугольного узора, который становится тем ярче, чем больше нервничает тот, кому печать поставлена.
Снять её может тот, кто и наградил символом несмываемого позора. Ещё одно унижение, но я отреагировала на него вполне стойко.
— Я отомщу, — пробормотала сквозь зубы.
Виктора моё предположение рассмешило, но он не продолжил разговора, пока мы не сели в закрытый экипаж с эмблемой Управления Магического надзора: двух соколов, несущих в лапах магическую сеть.
— Кому ты собралась мстить?
Я не ответила, лишь посмотрела ему в глаза и спросила:
— Вам-то что до Рейнолда? Вы ведь хотите сделать плохо именно ему? Причиной тому не Исильда, значит, вы не хотите его возвращения на службу?
— У меня есть на то причины, — уклончиво ответил дракон. — Полукровке их не понять. Но ты, Оливия, мой главный трофей. Слышала, драконы честолюбивы? Это правда.
— Куда вы меня везёте? В тюрьму?
Я сыпала вопросами, ощущая некое ледяное спокойствие, будто я вся покрылась толстой кромкой льда, чтобы не рассыпаться на мелкие осколки. Если бы Виктор сейчас сказал, что так и есть, не удивилась бы, не надеялась, но продолжала бороться. Смерть матери сделала меня слабой, тогда казалось, что отец предал её, привёл в дом мачеху, но смерть отца уже показала: я у себя одна, я смогу выжить достойно, не опустившись на дно.