Какое-то время Безымянный притворялся спящим, выжидая, пока взрослые улягутся. Близнецы, отправленные спать одновременно с ним, возились на постели, перетягивая одеяло и толкая Безымянного, занимавшего самый край грубо сколоченного лежака. В любой другой день он шикнул бы на них, но сейчас опасался, что после всего случившегося они, чего доброго, расхнычутся вместо того, чтобы угомониться и заснуть. Единственная в хижине кровать, на которой спали Валиор и Фила, стояла у стены и при необходимости отгораживалась занавеской. Приемыш почти час лежал с открытыми глазами и прислушивался. Наконец, Валиор всхрапнул, перевернувшись на спину, и мальчик понял, что все в доме спят. Можно было приступать к осуществлению своего замысла.
От этой мысли Безымянного обдало холодом, и ему даже показалось, что лучше всего забыть эту нелепую идею о побеге. Куда ему, собственно, идти? Здесь мама, Близнецы, здесь лес, знакомый как свои пять пальцев... И даже вредные соседи показались не такими уж противными, когда он представил, что придется встать и выйти в темноту и неизвестность.
До встречи с Иремом он бы, наверное, остался. Но теперь Безымянный чувствовал себя, как щепка, пущенная по течению ручья — его неудержимо увлекало в сторону чужих и незнакомых берегов. И сопротивляться этому неумолимому течению Безымянный не только не хотел, но и не мог: он твердо знал, что, если смалодушничает и останется сегодня — завтра все равно уйдет. К тому же Валиор, вообразивший, будто это Безымянный показал отряду чужаков дорогу к их деревне (будто без него бы не нашли!) теперь житья ему не даст...
Приемыш осторожно спустил ноги с лежака и встал. Стараясь не шуметь, забрался на чердак по маленькой скрипучей лесенке. Свечка ему была не нужна — все нужное он мог найти наощупь. Из кучи хлама были по очереди извлечены дорожная котомка, покоробившаяся фляжка, которой Валиор пользовался еще во время службы в крепости, и старые сапожки, из которых вырос Вали. Босиком далеко не уйдешь, уж лучше обувь на три пальца больше нужного размера.
Запасной одежды у приемыша не было. Только рубашка, отложенная Филой для стирки и лежавшая в корзине прямо возле изголовья. Лезть туда Безымянный не решился, но зато прихватил со стола несколько яблок, кусок сыра и обрезки ветчины. Он взял бы больше, но решил, что напоследок обокрасть приемную семью будет намного хуже, чем денек поголодать в дороге. А потом он купит все, что пожелает. Денег у него теперь так много, что не сразу и представишь, на что их потратить.
Поразмыслив, он взял гребень, который входил в приданное Филы и которым она чуть не каждый день расчесывала волосы приемыша и Близнецов (Вали обычно удавалось отвертеться), снял с шеи кожаный шнурок с собственноручно вырезанным талисманом, намотал его на ручку гребня и оставил на столе. Пусть мама знает, что он думал о ней, перед тем как уйти. Кто знает, может быть, однажды он опять придет сюда... в таком же темно-синем рыцарском плаще, какой носили Ирем и Эрлано. Или хотя бы в куртке стражника из Энмерри, но в любом случае — с мечом на поясе. Когда у него будет меч, он сможет постоять и за себя, и за других, и никогда не станет отводить глаза, когда неподалеку обижают слабого или творят какое-нибудь непотребство.
Безымянный тихо выскользнул из дома, сунул ноги в сапоги и туго затянул завязки, прислонившись к косяку. Теперь — забрать из леса деньги и выйти к Старой дороге, только непременно обойти болота по дуге, не подходя к ним даже на пол-стае.
Несмотря на поздний час, окна дома старосты Каренна были ярко освещены. Часть приезжих, в том числе лорд Ирем и его оруженосец, расположились на ночлег у старосты, другие завернули к Суру. Староста, которому пришлось кормить эту ораву, да еще мириться с тем, что три из пяти комнат заняты гостями, проклинал в душе тот день и час, когда отстроил новый дом на зависть всем соседям. Последние два года сам Каренн и его домочадцы наслаждались тем, как смотрится добротный сруб на фоне покосившихся домишек рядом, но теперь зажиточный вид дома обернулся против них — лорд Ирем ни в какую не желал поверить в то, что они живут впроголодь и принимать гостей никак не могут. Хотя, может, новый сруб тут был и ни при чем. По виду старосты Каренна, носившего кушак не на поясе, а ниже, под выпиравшим животом, любой бы сразу догадался, что в его семье не бедствуют.
В общем, деревенский голова был сильно не в духе и вышел на крыльцо в надежде выместить на ком-нибудь скопившееся раздражение. Хоть на припозднившемся соседе, хоть на рыжем кобеле, сидевшем на цепи за домом.