— Смотря что ты называешь опрометчивым решением, — парировал правитель. — Я позволил каларийскому наместнику ввязаться в приграничный спор с дан-Хавернеймом, отказался принимать послов от Авариса до тех пор, пока аварские суда не прекратят набеги на Акулий мыс, а под конец позволил лорду Бейнору Дарнторну встать во главе моего Совета, хотя точно знаю, что он до сих пор сочувствует мятежникам, которых возглавляет его старший брат.
— Не то, совсем не то. Все это мелочи, — нетерпеливо перебил седой. Валларикс подавил тяжелый вздох, подумав, что не отказался бы на пару дней поменяться с собеседником местами — пусть посмотрит, сколько сил и времени такие «мелочи» способны отнимать у императора.
— То, что ты делаешь для своей страны, я делаю для мира в целом, — возразил седой, и чуть заметно улыбнулся. — Мысли я читать, конечно, не умею, но у тебя же на лице написано «Да что ты в этом понимаешь!..». Вспоминай, Валларикс! Что еще ты делал за последние полмесяца?
— Отправил в Чернолесье Ирема и поручил ему узнать, что стало с мальчиком, — признался Валларикс. Он с самого начала знал, что собеседника интересует не политика, а что-то в этом роде. Поэтому и пытался промолчать.
— Зачем?.. — только и спросил Светлый, но Император ощутил себя мальчишкой, приспособившим отцовский меч для рубки дров.
Он пожал плечами.
— Знаешь, было у меня какое-то неясное предчувствие... Я начал беспокоиться. Ради сохранения секретности мы отказались от идеи наблюдать за жизнью мальчика. Если бы с ним что-нибудь случилось, мы узнали бы об этом с опозданием на месяцы, даже на годы. И мне начало казаться, что что-то подобное действительно вот-вот произойдет. Поэтому я и отправил туда Ирема.
Седой вздохнул и пару раз задумчиво качнулся с пяток на носки.
— Предчувствия обманчивы. Но, может быть, в твоем вмешательстве действительно была какая-то необходимость, и в итоге пользы от него окажется гораздо больше, чем вреда... Я попытаюсь это выяснить. А ты пока читай трактат.
— Слушаю и повинуюсь, — хмыкнул император. И тут же вынужден был признаться самому себе, что это было шуткой меньше чем наполовину. Его посетитель всегда обходился с Валлариксом так, будто тот был его учеником или вассалом. Императору легко было представить, как Светлый точно так же разговаривал с его отцом, а еще раньше — дедом или прадедом. Потому что Светлый был вне времени. Он приходил из ниоткуда, вмешивался в те дела, которые считал первостепенно важными, и игнорировал все остальное. Он не давал советов, зато не скупился на распоряжения. Иногда он появлялся во дворце на полтора часа — а после исчезал на годы, даже на десятилетия. И только изредка задерживался здесь на пару дней. Но никогда еще на памяти Валларикса седой не пользовался его гостеприимством целую неделю кряду.
«Не к добру» — подумал император.
* * *
Когда Крикс подходил к воротам Энмерри, солнце уже поднялось так высоко, что выползло из-за восьмиугольных башен крепости. Беглец провел в дороге целый день и еще раз заночевал в лесу, причем на этот раз не так удачно, потому что накануне вечером прошел короткий дождь. Одежда его была перепачкана землей, а сам Крикс осунулся и побледнел от утомления, но, подходя к воротам крепости, он чувствовал себя совершенно счастливым. В последний раз он был в Энмерри весной, и Валиор не позволял ему отходить от себя ни на шаг, пока не сделал все необходимые покупки, а сразу после этого они отправились назад, так что у Безымянного не оставалось времени развлечься или просто погулять по городу. Было приятно думать, что на этот раз никто не станет запрещать ему бродить, где вздумается, и смотреть по сторонам.
Беспокоясь за сохранность кошелька, Крикс заранее переложил его за пазуху, хоть и подозревал, что воры вряд ли заинтересуются котомкой деревенского мальчишки, выглядевшего как настоящий оборванец. Внимание «сумеречников» скорее привлекла бы группа из полдюжины зажиточных крестьян, идущих из Горелой балки, и кое-кто из них наверняка недосчитался своих сбережений, оказавшись за воротами. Что же касается приемыша, то его вид скорей заставил бы кого-то из воров тайком подбросить ему медную монетку. Молодые «крысы» часто развлекались так, когда им выпадал удачный день или хотелось похвалиться своей ловкостью, чтобы потом, за кружкой пива, называть себя «поборниками справедливости», «защитниками угнетенных» и «грозою толстосумов». Потому что «Высшие велят делиться!». Первым делом, разумеется, с ворами, но и беднякам должно перепадать.