Мальчик набрал в легкие воздуха и закричал:
— Помогите!.. По-мо-ги-те мне! Я здесь!..
Если он слышит их коней, значит, дорога совсем близко. Кто бы они ни были, они должны его услышать. Перед глазами уже вспыхивали алые круги, но Безымянный продолжал кричать:
— Сюда! На помощь!..
Он догадывался, что эти люди не имеют ничего общего с жителями их деревни — они ехали со стороны Энмерри, в то время как крестьяне, если бы они отправились на поиски, пришли бы с противоположной стороны, и, разумеется, пешком. Но в тот момент ему было плевать на то, кем могут оказаться эти всадники. Ему хотелось только одного — чтобы его услышали и вытащили из болота.
Безымянному почудилось, будто со стороны дороги кто-то закричал ему в ответ. Он замолчал, чтобы проверить эту догадку.
— Мы ....же ....дем! ....жись! — чуть слышно донеслось до Безымянного. Кричал мужчина.
Только тут приемыш сообразил, что, немного отойдя от тракта, его добровольные помощники окажутся в самой опасной части топи. Если они прибыли издалека, то могут и не знать об этом. От мысли, что он только что, возможно, заманил в смертельную ловушку сразу несколько человек, волосы на голове у приемыша встали дыбом.
— Стойте! Там болото! — завопил он, привставая на бревне. — Я не знаю, как сюда добраться! Здесь кругом трясина! Топь!!
Откричавшись, он прислушался. В ответ не донеслось ни звука.
Сердце у приемыша тоскливо сжалось. Если неизвестные решат не рисковать и повернут назад, ему конец.
Несколько минут он напряженно вслушивался в тишину, потом, не удержавшись, крикнул:
— Ээээй!
— Мы скоро будем, — отозвался тот же голос, но уже гораздо ближе. — Сколько ты еще сумеешь продержаться?..
— Сколько угодно! — заверил Безымянный, не в силах скрыть радости в голосе.
Вскоре он различил невдалеке свет факела, и сердце радостно заколотилось. Помощь была совсем рядом. Именно теперь ему совсем некстати вспомнились пересуды взрослых, обсуждавших появление в Энмерри заезжих работорговцев. Говорили, что отсюда они следуют ко Внутриморью, где даже имперскими законами до сих пор не удалось искоренить работорговлю, а в дороге по дешевке скупают у распорядителей каменоломен осужденных на каторжные работы и еще воруют у крестьян детей. Если обещанная помощь исходила от кого-то вроде них, то они увезут его с собой и где-нибудь за тридевять земель отсюда продадут первому подвернувшемуся перекупщику. Однако сильно испугаться этой мысли Безымянному не удалось, поскольку даже оказаться в рабстве было лучше, чем остаться здесь.
Идущий впереди мужчина остановился на краю трясины и, подняв повыше факел, нашел взглядом Безымянного. Приемыш, в свою очередь, не отрываясь смотрел на незнакомца. Зрелище и вправду было необычным. Выглядел мужчина так, как будто бы стоял не на зловеще проседающей болотной почве, а на пьедестале. Красноватый отблеск факела падал на растрепанные светлые волосы незнакомца, аккуратную короткую бородку и плечо, обтянутое коричневой дорожной курткой.
— Значит, это ты кричал, — заметил он, и Безымянный узнал голос человека, отвечавшего ему до этого. — Сейчас мы тебя вытащим, — пообещал он мальчику и обратился к своим спутникам — Дайте-ка мне веревку.
Безымянный уже понял, что среди этих четырех мужчин его собеседник был главным, но он все равно удивился, с какой поспешностью они бросились выполнять его распоряжение и привязали один из концов веревки к невысокому кривому дереву, растущему на островке твердой земли.
Тем временем светловолосый передал кому-то факел и снова повернулся к Безымянному.
— Лови, — предупредил он, прежде чем перебросить на бревно другой конец веревки.
Первые четыре раза Безымянный не поймал. Отчасти потому, что онемевшие от долгого сидения на дереве конечности почти не слушались, отчасти — потому что расстояние не позволяло незнакомцу забросить веревку достаточно далеко. Каждую неудачу тот сопровождал выразительными комментариями сквозь зубы, но было непохоже, что они выводят его из себя. Протащив веревку по воде, он как ни в чем ни бывало повторял свою попытку, и на пятый раз приемыш наконец схватил намокший, измочаленный конец.