Мистер Ворс, конечно, был сговорчивей. Вопросов почти не задавал – поцокал языком, обронил пару слов о безалаберной молодежи и назначил дату экзамена. А вот мистер Говард Ли вынул мне всю душу - заставил рассказать все подробно и чуть было не довел до слез, прежде чем переназначил экзамен по своему предмету – мисс Басински на его фоне казалась просто строгой старушкой, но точно не угрозой моему диплому. Поэтому очередную попытку меня пристыдить я выдержала с легкостью – взгляд не опустила, не задрожала, и не принялась заикаться.
- Прошу прощения, мисс Басински. Я ценю время уважаемых преподавателей, но у меня были веские причины, чтобы не явиться на экзамен. Пропала мама, и я не могла оставить ее в беде.
Пусть беда оказалась не такой уж настоящей, но все же…
- Мама? Мне сказали… кхм… - она осеклась, дабы не сболтнуть студентке страшную тайну, что преподаватели сплетничают между собой. Голос смягчился. – Я слышала, у вас пробудилась магия. В вашем возрасте это крайне редко происходит… Конечно, тревога за родителей может и не такое сотворить…
Она замерла, ожидая от меня комментариев, но я промолчала, понимая, что ей достаточно того, что уже было сказано. Не так уж грозна оказалась мисс Басински.
Не дождавшись моего ответа, обронив «кхе-кхе», она порылась в бумагах, просмотрела свое расписание и вновь взглянула на меня.
- Завтра. У меня есть свободный час. Вы успеете подготовиться?
- Успею, - я сдержано кивнула - мисс Басински ценила сдержанность – поднялась и, попрощавшись, вышла.
Ну вот – дело сделано. Вернее, будет сделано завтра. Подготовилась к нему я еще неделю назад – только никак не могла подловить суровую преподавательницу в одиночестве. Огромное зудящее облако запоровших ее предмет студентов сопровождало мисс Басински повсюду. У меня с теоретическими предметами, в том числе «юридическим сопровождением магии» проблем никогда не было, поэтому я совсем не волновалась. Последний экзамен – и диплом на руках.
Эмоций почти не было – только чувство выполненного долга. Оглянувшись на толпящихся в коридоре студентов, я присела на лавочку – откинула голову назад, упершись затылком в стену, закрыла глаза.
- Все уладила? – я даже не вздрогнула, услышав мамин голос – находясь в одном городе, рано или поздно мы должны были встретиться.
- Почти.
- Я знала, что у тебя получится, - со странной гордостью, будто в произошедшем была ее заслуга, заключила мама. – Это я про магию.
Ах, ну с таким пояснением, конечно, стало понятней. После пробуждения магии мама, естественно, уверилась, что все ее игры были не зря. И я не собиралась ее переубеждать.
- Почему ты не приехала ко мне, когда вернулась? – голос зазвучал осуждающе. – Бабушкин домик слишком мал для нормальной жизни. Не глупи и не упрямься – рано или поздно тебе придется вернуться домой.
- Хочется пожить отдельно, - я вздохнула и поднялась. – Извини, нужно бежать.
- Молли, подожди! – мама догнала меня и засеменила рядом. Неловко принялась оправдываться. – Ты знаешь, я верю, что была права, но все равно хочу попросить у тебя прощения. Твои чувства были задеты… я не могла предположить, что вы с Рованом окажетесь…
- Не нужно, мам, - перебила я. Остановилась посреди коридора и повернулась к ней. – Ничего уже не исправить, поэтому и сокрушаться нет смысла.
Мама обессиленно всплеснула руками, порывисто меня обняла и быстро отстранилась.
- В нашем последнем разговоре я была резка, но только потому, что хотела уберечь тебя от своих ошибок, - она засуетилась, снимая с пальца кольцо. – Вот, возьми. Это небольшой подарок. Его передают дочери, когда пробудится магия. Не сердись, Молли. Я думала прежде всего о тебе.
Она застыла, протягивая мне кольцо Горна.
- Умоляю, возьми его. Так я не буду чувствовать, что разрушила твою жизнь. Возьми, Молли, прошу. Когда-нибудь ты все-равно меня простишь, правда?
Когда-нибудь… обязательно прощу, я тоже в это верю. Только не сейчас.
- Извини, что не уберегла от айори, - в маминых глазах блеснули слезинки, и я сдалась – протянула руку и взяла кольцо. Положив вещицу в карман, молча развернулась и вышла на улицу.
С айори, верю, ей было действительно жаль – тут она не лукавила. Помню, как три месяца после того, как ушел отец, с которым они якобы «договорились о взаимной свободе», я слышала по ночам ее всхлипывания. И как бы она не храбрилась, я всегда знала, что ей было больно.