Таким образом, первый педагог — это социальная (культурная) среда в лице родителей, которые с первых мгновений жизни начинают обеспечивать (должны!) уход своему малышу, т. е. не давать ему обращать свои силы во вред себе. Для этого они, родители, должны совершать акт постоянного насилия над стремящимися закрепиться зоологическими инстинктами ребенка, не причиняя при этом вреда его нормальному телесному развитию. Если они этого не будут делать, возникнут проблемы в дальнейшей социализации и индивидуализации их малыша. Этот процесс будет становиться все труднее и труднее. Набирающие силу зоологические стимулы все труднее будет отменять и заменять социальными формами и способами поведения, «потому что… легко укореняются такие недостатки, которые делают всякую воспитательную работу напрасной»{95}.
Уход (попечение, содержание) на первых этапах жизни человеческого детеныша блокирует его зоологические стимулы бытия и заменяет их социальными. Быть спеленатым, одетым, кушать из тарелки и ложкой, умываться, купаться, ходить бипедальным способом и еще многое другое есть то насильственное требование педагогики (воспитания), которое уводит человеческого детеныша от печальной перспективы остаться зоологическим существом на путь становления человеком. Физическое воспитание с первых же мгновений сопровождается прагматическим и в перспективе нравственным образованием. Отметим при этом наличие у Канта множества некритических примеров. Например, суждения, что «дети простых людей распущены больше, чем дети знатных»{96}, или что «детям в России их матери дают пить даже водку, потому что сами ее любят»{97}, или что «дети даже не могут сильно ушибиться при падении, им нисколько не вредит, если они упадут»{98}, или «вредно для детей чтение романов, так как от них нет никакой пользы»{99}. Можно спорить по конкретным рекомендациям физического воспитания, которые дает человек, который никогда в руках не держал ребенка, но суть логики онтогенеза Кант излагает достаточно аргументированно.
Постоянство требований запретить зоостимулы находит свое выражение в категории «дисциплина», которая продолжает насильственную природу педагогики. «Дисциплина подчиняет человека законам человечности и заставляет его чувствовать власть законов»{100}. Биологические потенции человека не желают уступать свои позиции без боя. Их коварство проявляется в том, что они начинают прорываться на социальную поверхность жизни в облике приобретенных культурных норм и средств. Речь, например, которую можно использовать для поэзии, можно использовать и для того, чтобы нецензурно ругаться. Ловкость рук одинаково можно использовать как для игры на фортепиано, так и для картежного шулерства или битья по лицам людей. Все, что на втором месте, Кант называет дикостью. Дикость — проявление животной природы в социальной внешней форме, есть «независимость от законов»{101}. А дисциплина насильственно требует подчинения этим культурным нормам, законам социального бытия. Здесь начинается уже «образование характера», которое, по утверждению Канта, «до известной степени можно назвать физическим»{102}. Дисциплина — это генетически вторая форма педагогики, обеспечивается сначала конкретно родителями, другими людьми, обществом. Это — внешняя дисциплина, которая обязательна. Если педагогика упустит этот этап, то позже возникнут опять те же проблемы: окажется, что ребенок обратил свои естественные силы во вред самому себе, создав препятствия на пути становления культурным, социальным существом. Кант понимает, что педагогическое насилие может обернуться благим намерением, ведущим в ад, т. е. вместо социально активного и разумного (творческого) человека сформирует рабское существо, лишенное собственной творческой воли. Он пишет: «Дисциплина не есть что-либо рабское; ребенок должен всегда чувствовать свою свободу, но только так, чтобы не мешать свободе других; поэтому он должен встречать противодействие»{103}. Кант справедливо отмечает, что дикость может быть не только в результате прорыва зоологических стимулов в область культурного поведения, но и в результате неправильного воспитания. «Причина многих людских слабостей не в том, что человека ничему не научили, а в том, что ему внушили ложные впечатления»{104}, — пишет Кант и приводит пример о том, что народ часто говорит, что знатные люди смотрят по-царски. «Но это, в сущности, не что иное, как просто дерзкий взгляд, к которому они привыкли с детства, потому что тогда им не противоречили»{105}.