Сначала ему был тяжек этот труд, но мало-помалу он привык к нему. В скором времени ему стали давать работу охотнее, чем другим носильщикам, отчасти потому, что он был очень силён и мог переносить большие тяжести, отчасти потому, что он всегда исполнял свою работу старательно и с неизменной добродушной весёлостью.
Так стал жить Джербери, более довольный и счастливый, чем кто-либо во всём городе. Он не был больше рабом своих прихотей, не был окружён ложными, себялюбивыми друзьями и зарабатывал себе столько, сколько ему было нужно для поддержания своей жизни.
Однажды Джербери шёл по берегу реки и вдруг услышал жалобный крик: «Спасите! Спасите!» Не думая об опасности, Джербери бросился в воду, и ему удалось вытащить на берег утопавшую женщину, которая, обессилев, начала уже погружаться под воду. Джербери проводил спасённую им женщину до её дома. Подходя к дому, он издали услышал плач детей, звавших свою мать. А потом Джербери увидел их радость, когда они опять увидели её.
— Ты спас детям мать, — проговорила женщина, и слёзы благодарности текли по её лицу.
Она вышла в другую комнату и вынесла оттуда кошелёк, наполненный деньгами, и роскошный ковёр. Женщина просила Джербери принять от неё этот дар в знак её признательности и выражала сожаление, что не может предложить ему больше.
Джербери отказывался от подарка и уверял её, что он чувствует себя счастливым и награждённым уже тем, что ему удалось совершить добрый поступок. Наконец, убедившись, что он огорчит женщину, отказавшись от её подарков, Джербери уступил её настойчивым просьбам и взял ковёр, а от денег решительно отказался.
Джербери вернулся домой с приятным чувством в душе, какое бывает всегда, когда совершишь доброе дело без всяких себялюбивых расчетов.
Усердие, добросовестность и искусство Джербери доставляли ему много работы, так что он один получал столько же заказов, сколько все остальные носильщики в городе. Все были довольны Джербери, и он сам был вполне доволен своей жизнью: он убедился, что труд и сознание, сделанного доброго дела доставляют человеку больше радости и счастья, чем все удовольствия праздной роскошной жизни.
Око за око
Это случилось во время войны между французами и немцами. Война уже подходила к концу, когда в Арденских горах, на улице одного горного селения, французские стрелки убили шестерых немецких солдат, посланных начальством за провиантом.
Вслед за этим в селение вступила рота немецкой пехоты. Французские стрелки бежали в горы. Немецкий офицер, озлобленный убийством своих солдат, обвинил всех жителей деревни в пособничестве и потребовал, чтобы ему выдали шестерых крестьян, которых он решил расстрелять в отмщение за убитых немцев. Он пригрозил, что если шестеро крестьян не придут добровольно, то вся деревня будет сожжена.
Надеяться на пощаду крестьянам было нечего. Пришлось им бросить жребий: кому умирать. И шестеро ни в чем не повинных людей были выданы немцам. Их заперли в деревенской школе.
II
Вечером перед казнью к немецкому офицеру пришёл деревенский священник. Он попросил у офицера разрешения принести узникам последнее утешение веры Христовой. Офицер разрешил, и дежурный провёл священника в тёмную школу.
Слабый свет фонаря тускло озарял шестерых крестьян. Руки их были связаны. Они так ослабели от голода и горя, что едва понимали слова священника. Двое из них привалились в беспамятстве к стене; один трясся в лихорадке. Ближе всех стоял спокойный с виду, высокий крестьянин, лет сорока, вдовый отец пяти детей-малолеток.
Вначале он безропотно слушал слова священника, но отчаянье всё сильней и сильней подступало к его сердцу, и, наконец, он не выдержал и крикнул:
— Хорошо вам, батюшка, утешать. Вашу рясу никто не тронет. А мы чем виноваты? Волки режут друг друга, а овцы расплачивайся за них.
Потом он тихо и со слезами простонал:
— Детки мои бедные, что с вами будет? Пропадёте вы без меня. — И опять закричал: — Пусть лучше и детей убьют со мною! Всё равно им придётся умереть с голоду. Может, и они повинны в убийстве немцев, которые, как звери, ворвались к нам!
С глубокой скорбью слушал священник стенания крестьянина, пытаясь успокоить его. Наконец священник простился с узниками и пошёл в раздумье к дому, где поселился немецкий офицер.
III
Офицер сидел на крыльце, любуясь звёздною ночью. Он курил трубку, прихлёбывая небольшими глотками пиво из стоявшей подле него кружки.
Подойдя к офицеру, священник сказал: