— Господин офицер, вы хотите расстрелять шестерых наших крестьян. Никто из этих людей не стрелял в вашу команду. Стрелки, сделавшие это, давно исчезли. Значит, умысел ваш не в том, чтобы казнить истинно нападавших, а, должно быть, в том, чтобы нагнать страх на весь наш округ. Значит, вам мало важности в том, кого именно расстрелять?
Офицер важно кивнул головой, выпуская из губ лёгкие кольца дыма.
— Я думаю даже, — продолжал священник, — что чем известнее в окрестности будет расстрелянный, тем грознее будет пример. Я пришёл просить у вас милости: разрешите мне занять место отца пятерых детей. Он и я — мы оба равно ни в чём не виноваты, но моя смерть будет, выгодней для вас, потому что меня здесь все знают.
Подумав немного, офицер процедил сквозь зубы:
— Если вам так хочется — пожалуй! Мы переменим.
IV
На заре следующего дня пленных крестьян со священником повели в поле за деревню. Крестьяне брели, понурив головы. Один священник был твёрд душой и ободрял товарищей. Их подвели к яме, против них выстроились солдаты. Ждали только офицера. Священник молился:
— Отче наш, так же, как и возлюбленный Сын Твой, я, недостойный, молю Тебя: отпусти им, ибо не ведают, что творят!
Вдруг показался офицер. Рядом с ним ехал на коне немецкий генерал. Держа руку под козырёк, офицер о чём-то докладывал генералу, показывая рукой на связанных французов.
Генерал подъехал ближе и поздоровался с солдатами. Он пристально посмотрел на священника и сказал офицеру что-то такое, от чего у того побагровело лицо, и он, обернувшись к солдатам, громко скомандовал:
— Разрядить ружья! Его превосходительству угодно помиловать всех этих людей ради мужества их священника. Развяжите им руки!
Когда освобождённый священник проходил мимо офицера, тот насмешливо поклонился ему и сказал:
— Поздравляю вас!
Священник остановился и кротко ответил ему:
— А я поздравляю вас и ваших солдат. Офицер удивлённо спросил:
— То есть с чем это?
— С тем, — ответил священник, — что не пришлось вам и им лишний раз убивать людей — своих братьев.
Хромоножка
Девятнадцатого ноября шестьдесят седьмого года над южным краем немецкого государства прошла грозная буря. Страшный ливень лил безостановочно двадцать часов. Ручьи стали бурными реками, реки выступили из берегов и залили землю на десятки километров вокруг.
Было часов девять вечера этого ненастного дня, когда хромой мальчуган Карл Спрингель вышел из железнодорожной сторожки, чтобы отнести ужин отцу, который служил сторожем на железной дороге.
Сторож следил за мостом, переброшенным через глубокую лощину. Мост был железный и славился своей крепостью и надёжностью. На дне лощины бежал ручей, теперь превратившийся от сильного дождя в бурный поток.
В этот день отец Карла ушёл из сторожки раньше обыкновенного, говоря жене, что хочет хорошенько осмотреть путь и, главное, мост.
— Время-то вон какое! — сказал он. — Не дай Бог, если что подмыло и поломало на мосту или на плотине.
Мальчик осторожно пробирался в темноте по знакомой дорожке вдоль полотна железной дороги и по временам окликал отца. Но отца на полотне не было. Должно быть, он все ещё был на мосту.
Издалека мальчику было слышно, с каким шумом разбивались о железные устои моста волны бушевавшей воды.
До моста оставалось совсем близко...
Вдруг впереди послышался сильный треск и грохот.
— Господи, Боже мой, неужели это мост! Отец ведь там... — воскликнул Карл.
Хромоножка бросил ужин и заковылял вперёд изо всех своих слабых сил. Он весь дрожал от страха. Он был уже у моста, и сердце у него упало: на рельсах перед мостом стояла пустая дрезина[4] с красным сигнальным фонарём, печально мигавшим в зловещей темноте.
Моста не было! Только разбросанные брусья и балки носились по пенившимся волнам потока. Очевидно, отец его утонул в пучине.
— Отец, где ты? — кричал Хромоножка.
В голове у него помутилось... Он бродил по берегу, не слыша ветра, сорвавшего с него шапку, не чувствуя дождевых струй, пронизывавших насквозь его старенький кафтанчик. Он остановился наконец, посмотрел назад вдоль полотна... и точно очнулся: он вспомнил, что сейчас должен пройти курьерский поезд.
Моста нет, нет и сторожа, который дал бы сигнал об опасности. Поезд может обрушиться в реку в этой тьме.
Хромоножка знал все железнодорожные порядки. Когда отец бывал болен, он выходил на путь с флагом или с фонарём.
Поезд уже приближался. Сквозь вой бури Карл услыхал шум вагонов.