Вдруг скрипнула дверь. Рослав бережно, на цыпочках, вошёл в светёлку и подошёл к кровати. Он нагнулся над спящею дочерью и долго, с любовью, смотрел на неё.
Оксана на цыпочках подошла к нему и проговорила вполголоса:
— Не вели казнить, вели слово молвить, княже.
— Говори, старая.
— Я уследила, кто нашу голубку испортил... Рука Рослава сжала рукоять меча. Галя невольно
похолодела — она не спала и всё слышала.
— Говори, говори скорее.
— Сегодня утром... в лодке... в большом лесу... наша Галя виделась с девушкой, что в лесу живёт... старик там есть... уговорились, чтоб нашей-то хоровод не водить... я прокралась... уследила... старика видела и место знаю...
Рослав помолчал. Слышно было Гале, как он тяжело дышал. «Быть грозе», — думалось ей.
— Ну, ложись спать, старая, да молчи, не то... Рослав вышел на лестницу и громко приказал ожидавшему его отроку:
— Чтоб сию минуту явились ко мне Лют и Нырок... С рассветом в путь!
Галя задрожала: Лют и Нырок были сокольничие отца и притом самые свирепые... «Что он затевает?» — раздумывала она, выжидая, чтобы заснула Оксана.
А Оксана, как нарочно, не спала: ворочалась, кряхтела, вставала, подходила укрывать дрожавшую Галю. Наконец она захрапела.
— Теперь пора! — сказала себе девушка и встала. Мысли у неё в голове путались.
— С рассветом... Что делать? что делать? На дворе половодье, дождь, ветер... Но надо, надо... сестрица названная, дедушка, родные мои, милые, если бы вы только знали беду! Боже, подкрепи меня, дай мне силы спасти их. Ты ведь всё можешь.
Она наскоро оделась, прокралась как тень на задворки. Псы, было, залаяли, но узнали её, завизжали, лизнули ей руки и отошли. Выл ветер, моросил дождь, ноги тонули в грязи...
У заднего крыльца стояли три оседланных коня. Конюх, должно быть, ушёл в подклеть.
«Вот бы на коне теперь! — подумала Галя. — Можно до озера доскакать, а там в ладье! А хватятся? Ну, да всё одно, хватятся, будь что будет!..»
Она быстро вскочила в седло, вонзила стремена в крутые бёдра коня — и перелетела через изгородь... Копыта мерно зашлёпали по жидкой грязи, в темноте замелькали знакомые пажити, избы, дорога...
VII
Когда Галя добралась до землянки, старик с дочерью ещё спали.
— Галя, голубка, в такую пору! — воскликнула Аннушка. — На тебе лица нет... Что случилось?
— Бегите, бегите скорее, — задыхаясь выговорила Галя, — спасайтесь, отец мой с людьми идёт сюда, моя мамка вас выследила. Скорее, скорее! — и она в изнеможении опустилась на лавку.
— А как же ты? — нерешительно прошептала Аннушка, она сразу всё поняла, и сердечко её сжалось от боли.
— Не думай обо мне, сестра моя, у тебя отец, его береги. Бегите, пока есть время...
— Беги с нами...
— Нет, дочь Рослава не побежит от гнева отцовского, лучше смерть...
Девушка выпрямилась, губы её сжались, глаза блеснули огнём.
В несколько минут собрались отец с дочерью. Старик благословил Галю, Аннушка повисла у неё на шее...
Галя торопила её:
— Аннушка, милая, родная, если меня любишь, спеши, не томи меня...
Она разняла её руки и передала Аннушку отцу. Вскоре оба скрылись в густой чаще.
Галя перекрестилась.
«А я? — подумалось ей невольно, — увижусь ли с ними? Нет, дни мои сочтены, а, может быть, и минуты».
Она села на лавку и стала ждать. Прошло часа два.
Но вот издалека донёсся топот... ближе, ближе... Послышался стук в дверь и мощный голос Рослава:
— Эй, отворяйте!
Вошёл Рослав, за ним Лют и Нырок, наконец, Оксана. Все остолбенели.
— Галя!.. Дочка! Что это значит? — прогремел Рослав, и брови его сдвинулись.
— Не сердись, отец, — твёрдо и ясно проговорила девушка, — ты волен сделать со мною, что хочешь, только я спасла своих друзей, и вам их теперь не догнать...Хочешь, казни меня, но душой и всеми помыслами я — христианка, и не волен ты в моей душе, хоть ты и отец мне...
— Спасибо, дочка, насмеялась ты над верой своих дедов и прадедов... не спросясь моей воли, убежала из терема, чтобы спасать моих ворогов, — неужто ещё мало сраму на мою седую голову? Не дочь ты мне отныне! Не хочу я видеть лица твоего постылого. Готовься к казни, а пока запру тебя в терем...
Похолодела Галя, в глазах затуманилось. Оксана подхватила свою ненаглядную питомицу и вместе с сокольничими вынесла её из землянки.
VIII
Горько заливалась слезами старая Оксана, лёжа на своём сеннике.