На втором полотне было нарисовано заснеженное поле. Девушке очень понравилось, как отец изобразил белоснежные сугробы, сияющие в свете полуденного солнца, но самым примечательным в картине были бледно-голубые цветы, которые, вопреки безжалостному холоду, выглядывали из-под снежных шапок. Подснежные лилии. Дарина слышала о них однажды, но, до сих пор, не имела возможности увидеть их, а всё из-за необычайной редкости и труднодоступности мест, в которых они произрастают.
— Они прекрасны, — вымолвила она, наконец обретя голос. Зед улыбнулся, искренне радуясь высокой оценке его работ со стороны дочери.
Какое-то время они обсуждали картины, девушка с большим энтузиазмом расспрашивала обо всём, вплоть до самых мелких деталей отцовских работ. В итоге, затянувшийся разговор между отцом и дочерью, разлучённых на многие месяцы, было решено перенести на кухню за чашкой согревающего тело и душу Тьянмея.
— Ну и как ты поживаешь здесь? — как бы невзначай спросил отец, убирая в сторону пустую чашку.
— Всё хорошо, — солгала она, не желая доставлять ему лишних хлопот, — а как ты?
— У меня всё в порядке, не считая того, что Старейшины не дают мне и моим людям продыху, — с раздражением проворчал он последнюю часть.
— Ты здесь на долго? — с надеждой спросила девушка, убирая грязные чашки в мойку.
— Нет, я уйду с началом зимы, и, честно говоря, не уверен, когда смогу вернуться вновь. Прости, — тихо, почти шепотом извинился он, отведя взгляд в сторону.
— Ничего, — Дарина старалась не выдать своей печали по поводу столь короткого пребывания отца.
— Пап, я должна спросить… — нерешительно начала девушка.
— Что такое? — спросил Зед, обеспокоенный внезапным изменением в поведении дочери.
— Это касается Кэла, — продолжила она, не в силах заглянуть отцу в глаза.
— Кэла? Что с ним? — удивлённо вопросил мужчина. Затем его голос ожесточился. — Я надеюсь, он не обижал тебя?
Мужчина вспомнил о том, как однажды его дочь явилась в слезах и с синяком на щеке. В тот день у него был строгий разговор с будущим зятем. Тогда Зед поклялся, что, если подобное когда-нибудь повторится — помолвка будет закончена в тот же день. Ему абсолютно всё равно, кем приходился Кэл, — он никому не позволит обижать его дочь!
— Нет, дело не в этом, — тут же кинулась защищать Кэла Дарина. Он может и вёл себя с ней как полный придурок последние несколько лет, но, тем не менее, Кэл всё ещё являлся её ближайшим другом. — Дело в обещании, которое он мне дал взамен на то, что я не буду больше пытаться сбежать.
— Что за обещание и как я связан с ним? — поинтересовался Зед в глубине души уже зная, с чем это обещание может быть связано.
— Я поклялась больше никогда не сбегать и вести себя хорошо взамен на то, что он спросит у тебя о маме, — призналась девушка, стыдливо склонив голову. — Я знаю, что ты не расскажешь мне, но, если бы тебя спросил Кэл — ты был бы обязан ответить, ведь он вождь.
— Ты права, если бы он спросил — я бы ответил, но, Дарина, — выйдя из-за стола мужчина сжал руку девушки и заглянул в родные фиалковые глаза, что были так похожи на его собственные, — он не спрашивал и, я не думаю, что когда-нибудь спросит.
Девушка отвела взгляд в сторону. Конечно, она с самого начала знала, что Кэл соврал, но всё же по какой-то глупой причине всё ещё надеялась на то, что тот исполнит обещание.
— Почему ты просто не можешь рассказать мне, что произошло между тобой и мамой? — с болью прошептала она, отведя взгляд в сторону. — Я клянусь, что не буду больше пытаться сбежать, навсегда забуду о своих силах и выйду за Кэла, просто скажи мне правду. Скажи, есть ли у меня надежда когда-нибудь увидеть её вновь, пожалуйста, я должна знать, — умоляла девушка, цепляясь за рубашку отца со слезами на глазах.
— Прости меня, Мой Ангел, — Зед крепко прижал дочь к себе, пытаясь успокоить её. — Я заключил магический договор с твоей матерью и обещал не говорить тебе о том, что случилось в тот злополучный день, — тихо проговорил мужчина, изо всех сил стараясь подавить собственную печаль, — я обещал, что всегда буду оберегать тебя, сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты была счастлива, но я подвёл вас обоих. Мне так жаль.