- Бегите, земляк...
Матвей прыгнул в пропасть. Опомнился на берегу ручья, жадно пил холодную воду, потом полз, волоча переломленную ногу. Подобрал его охотник-русин. Лечил русин травами. К осени Матвей добрался до Петрограда, на Васильевском острове приютил его знакомый рабочий. Несколько раз Крупнова под различными фамилиями - то шведского инженера, то коммивояжера - посылали в нейтральные государства для связи партийных организаций России с Лениным (пригодились занятия иностранными языками с Любавой).
...Вернувшись к машине, Матвей удивленно сказал:
- Вот и повстречался с прошлым... Оказывается, на это нужно всего-навсего семь минут. А ведь жизнь, молодость, ветла над Волгой... Много грустного, милый мой... - Рот его сурово сомкнулся под усами.
Жалость к дяде подсказала Юрию резковатые слова:
- Если прошлое портит настроение, оно недостойно воспоминаний.
Матвей сдержался, чтобы не спросить племянника, бывал ли он дальше Можайска.
Дорога, спускаясь к Волге, петляла восьмеркой между садами и домами на холмах и косогорах.
- А мне, понимаешь, вспомнилось, как от той стены увели твоего отца на пожизненную каторгу. Мать в одиночной камере родила преждевременно. Мишей назвали... Болел оспой. Трудный ребенок... Старею, Юрий Денисыч, старею, вот и потянуло постоять у той стены... Огорчает или радует прошлое - оно мое! Как знать, может, и ты когда-нибудь вернешься издалека и тебе захочется отыскать свою единственную ветлу над рекой...
Юрий оторвал руку от баранки, дружески сжал локоть ДЯДИ.
- Простите, Матвей Степанович. Обижать вас не хотел, родителей тем более. Я имел в виду свое прошлое, оно ведь тоже есть у меня. Откровенно, я признаю достойным внимания лишь то, что повышает активную энергию, будь это прошлое или настоящее, все равно! Вывод из моей жизни, и я никому его не навязываю.
- Хорошо, хорошо, ссориться не будем. Просто я соскучился на чужбине по родине. Вот и развезло. Я ведь забыл, что тебе двадцать семь.
IV
На пристани, пониже двухпалубного дебаркадера, Юрий подвел дядю к плоту. У плота покачивался на волне голубой катер с решительной черной надписью на борту: "Гроза". На корме стояла девчонка лет шестнадцати в ситцевом выцветшем сарафане. Ветер откидывал назад желтые в спутанных завитках короткие волосы, а она, подняв тонкое загорелое лицо, выпятив подбородок и будто нюхая воздух, раздувала ноздри. За девчонкой на корме, закрутив колечком хвост, бдительно навострил уши рыжий пес.
- Ленка! Нежданная ты радость! Передаю тебе дядю! Не утопи! закричал Юрий, затенив ладонью глаза. - Скажи старикам, дома буду поздно. На оползни пойду. - Обернулся к Матвею: - Нежданной радостью зовем девчонку потому, что мамака и отец сами не ждали ее на свет божий. Вы с ней будьте бдительны: через край отважная.
Лена ловко сиганула с катера на плот и, перепрыгивая с бревна на бревно, не глядя под ноги, подлетела к Матвею. Замерла перед ним будто вкопанная, составив вместе босые ноги, длинные, как у жеребенка. Была она тонкая, угловатая, с острыми локтями, с выступающими загорелыми ключицами. Серые с голубинкой глаза глядели в лицо Матвея прямо и смело.
- Так вот вы како-о-оп! - едва перевела дух от удивления.
- Како-о-ой? - Матвей грозно пошевелил усами.
- Как будто... пират... - выпалила Лена и покраснела вся, от упрямого лба до ключиц.
- Пират? Ну, тогда принимай меня на свой корабль.
Обнимая племянницу, Матвей почуял приятный запах нефти и тут только заметил: сползающий с худых плеч сарафанишко и даже завитки волос на высокой прямой шее в фиолетовых пятнах мазута.
Дядя уселся на среднюю банку, позволив псу Добряку обнюхать руки. Лена, бредя по колено в воде, столкнула катер с мели, влезла и, отжав подол сарафана, завела мотор.
Сквозь голубую колыхавшуюся дымку испарений жарко припекало перед закатом солнце. Матвей нахлобучил шляпу на башку Добряка, зажмурился, расплываясь в блаженно-шалой улыбке. И казалось ему, что не первый день плавает вместе с отчаянной Ленкой, с ее лопоухим добродушным псом.
А она, норовя угодить дяде, круто перекладывала руль, и катер, кренясь то вправо, то влево, сумасшедше прыгал по волнам. Холодные брызги обдавали то щеку, то затылок Матвея. Он похохатывал с принужденным бесстрашием, на всякий случай прикидывая на глазок, далеко ли до берега.
- Не боишься аварии?
- Дядя Матвей, я ориентируюсь на Волге не хуже, чем иная домохозяйка в своем корыте.
- А мама не бранит за... такое атаманство?
- Кто? Мама? - Изумление расширило зрачки девчонки. - Мать не наседка, не унывака. Опекать не любит... Вот поставим с вами паруса - и айда по Волге.
- Ты похожа на мать, Леночка. Наверное, такая же смелая, - сказал Матвей. Позже он покаялся, что похвалил девчонку.
Сузив глаза, она направила катер между буксиром и пузатой деревянной баржей. На барже ругался толстый водолив, грозя кулаком.
Через минуту милицейский катер терся бортом о крупновский. Лена, поглаживая пальцами горящие щеки, неохотно выслушивала назидания молодого бравого милиционера:
- Ты что, желтая твоя голова, а? Хочешь, чтобы опять арестовал твой корабль? Стоял он неделю на приколе - не помогло тебе, поставим на всю навигацию.
- Была бы я летчиком! В небеса, наверное, милиция не станет подниматься и свистеть.
- Милиция поднимется и опустится куда надо. И засвистит. Учти! Ладно, вези человека-то, пока не утопила.
- Утопила? Кого? Этого? Да вы знаете, товарищ Евграфов, что он переплывал Волгу в осенний ледостав? А?
Милиционер козырнул.
- Прошу прощения, гражданин, вы кто такой?
- Я дядя, просто дядя. И очень рад, что есть у меня племянница-сорвиголова.
- А, вон что! - глубокомысленно протянул милиционер. - Ну тогда следуйте по своему назначению.
Катер дробил волну вдоль кромки берега, рассыпая гулкие на воде, выпуклые звуки.
- Лена, ловко ты милиционеру сочинила про меня!
- Я? Сочинила? - Лена врезала катер носом в песчаную отмель, заглушила мотор, вскочила на корму. - Вы помните вон ту сутулую церквушку? Ведь это правда, однажды ночью вас подняли с постели? Ветер у-у-у! Адский буран... В лодке под плащом прекрасная девушка и парень. Переправились. Разбудили попа: "Венчай, батюшка!" Проворно, рысцой обводил поп молодых вокруг аналоя. А когда вернулись домой, отец невесты нагрянул с полицией. И дочери - проклятие вместо приданого. Скажите, Матвей Степанович, разве это было не так?