Следовательно, мы можем прийти к выводу, что всякое историческое исследование предполагает: а) определенную логическую позицию – уже хотя бы просто потому, что исследователь логически мыслит. Если он не способен к этому, ему нечего делать ни в истории, ни в другой науке; б) некую общую содержательную схему исторического процесса в целом; в) основанную – явно или неявно – на логике мышления и представлении об историческом процессе в целом гипотезу о характере исследуемого объекта (эпохи, страны, события и т.д.). В сумме эти «а», «б», «в» и представляют собой ту предварительную общую платформу, с которой мы можем исследовать и отбирать факты и критически анализировать источники. Это не значит, что сама эта схема не подвергается критике и изменениям в процессе исследования. Но как бы критически к ней ни относиться, она остается необходимой уже просто для того, чтобы начать исследование.
Чтобы в таком порядке можно было вести исследование, нужна логика, в которую вошло бы время как существенный фактор изменения всей системы, нужна открытая (т.е. рефлектирующая) содержательная логическая система. Мышление и логика, сознательно развитые в современном естествознании, для этого не годятся. А диалектическая логика годится. В ней некая логическая позиция, с одной стороны, и общее представление об историческом процессе, с другой стороны, непосредственно совпадают, потому что эта логика сама себя рассматривает как исторически развивающийся способ мышления. Иначе говоря, диалектическая логика и есть материалистическое понимание истории.
Из выступлений при обсуждении доклада А.С. Арсеньева
В докладе А.С. Арсеньева затронут ряд проблем. Сугубо теоретическая форма их постановки нисколько не снижает большого практического значения этих проблем для «конкретного» историка. Многое в докладе наводит на размышления, заставляет активно согласиться или не согласиться с автором. Хочу выделить и поддержать главное: идею необходимости рассматривать исторические явления в их временнóм измерении, никогда не забывая, что история и как объективный процесс и как наше знание об этом процессе постоянно меняется. Однако я хотела бы дополнить этот тезис, напомнив, что диалектика требует не только временнóго, но также и всестороннего подхода к изучаемым явлениям. В первом случае делается упор на преемственность, связь между данным событием или этапом и предшествующим развитием; во втором – на множественность связей в пределах данного этапа. Это кажется общеизвестным. Но проблема – именно в конкретном сочетании обоих подходов. Вне его историческое исследование перестает быть адекватным отражением жизни, которая всегда сложнее, чем только «момент» на пути от прошлого к будущему.
К сожалению, это требование единства двух подходов нередко нарушается даже в лучших из наших работ. В 1966 г. вышла книга А.Я. Авреха, написанная на очень интересную тему и претендующая на более или менее полное изложение событий: «Царизм и третьеиюньская монархия». Автор хорошо знает то, о чем пишет. Он один из первых отошел от ставшего традицией сведéния истории России начала XX в. к одному только рабочему, революционному движению, от чего, кстати, страдало и изучение самого рабочего движения. Очевидно, что ни оно само, ни тем более гегемония пролетариата в освободительной борьбе не могут быть поняты, если остальные классы, в том числе буржуазия и ее партии, будут изображаться в качестве статистов истории с заранее отрепетированными ролями. А.Я. Аврех – противник подобного схематизма. И все же, мне думается, он тоже еще не свободен если не от самой старой схемы, то от ее методологии, состоящей в превращении конкретного исследования в иллюстрацию наперед выдвинутого положения.
Вот одно из таких положений: Россия столыпинского времени переживала революционный кризис. Народом, утверждает автор, владело революционное настроение. В такой обстановке реформы становились невозможными, а переход масс к прямым действиям был только вопросом времени. Не стану сейчас разбирать, в какой мере прав или не прав автор и нет ли некоторой доли фатализма в его концепции (как известно, Ленин не исключал возможность успеха столыпинщины). Но в данном случае я хотела бы обратить внимание на недостаток, свойственный не только работе А.Я. Авреха. Автор оперирует революционными настроениями, на них, можно сказать, строит концепцию, но он их не изучает. Характер, глубина, форма, распространенность этих настроений, их соотношение с иными (и не только контрреволюционными) настроениями – все это вне поля зрения историка. Ему кажется достаточным привести несколько строк из статей Ленина и подкрепить свой вывод некоторыми признаниями из лагеря реакции, носящими иллюстративный характер.