Эта односторонность сама до известной степени объясняется исторически – потребностями преодоления идеализма старой, буржуазной науки, изучавшей преимущественно «надстройку» общества и игнорировавшей ее экономическую основу. Существует, однако, и обратная реакция на объяснимый и закономерный интерес марксистов к базису: те из наших исследователей, кто изучает «надстройку», различные формы человеческих общностей, процессы духовной жизни, нередко забывают о специфическом материальном субстрате всех этих институтов и явлений, а он выявляется отнюдь не просто, требуя специальных методов и приемов конкретного исследования. Подчас историк, называющий себя марксистом, оказывается в неблагоприятном положении по сравнению с немарксистскими авторами, которые (притом безусловно под влиянием марксизма) уделяют сейчас значительное внимание как раз материальным «факторам», лежащим в основе общественного, группового сознания и т.п.
Таким образом, логика исторического исследования неизбежно требует конкретности, всесторонности. И если даже не в силах одного человека изучить все стороны того или иного сложного и подвижного исторического комплекса, то соединенные усилия историков обязательно должны быть направлены на это.
Доклад А.С. Арсеньева посвящен диалектике. Поэтому вполне естественно, что реакция на этот доклад тоже диалектическая, т.е. с какой-то стороны он понравился, а с какой-то не понравился, чем-то обрадовал, а чем-то огорчил. Сначала, как полагается, «во славу». Очень хорошо докладчик критиковал псевдодиалектику. Ныне все клянутся диалектикой, пишут о диалектике, но не всегда за этим скрывается подлинно диалектическое содержание. Мы часто сталкиваемся с тем, что диалектика раскладывается на черты, черточки и т.д. При этом излагается то, что было известно давным-давно, еще в глубокой древности. Подчас за диалектику выдаются чисто формальные построения Это удачно показано докладчиком. Четко также очерчены границы формального мышления. Докладчик не отрицает необходимости подобного мышления, положительного значения для современной науки математических, количественных методов. И наивно было бы с этим спорить; в частности, для изучения массовых источников это совершенно незаменимая вещь. Не нужно только придавать подобной системе мышления всеобщее методологическое значение и тем более пытаться исключительно на этих основах строить методологию истории.
Доклад пронизан пафосом историзма. Анатолий Сергеевич, несомненно, прав, утверждая, что каждая эпоха не только ставит новые проблемы, но и рождает новые формы мышления. Впервые об этом в полный голос заговорил Гегель, и мы до сих пор в известных аспектах считаем его метод непревзойденным образцом исторического мышления.
Вместе с тем докладчик указал и на ограниченность гегелевской диалектики. Оригинальна и справедлива мысль, что идея системы категорий по сути своей формальна и противоречит самому существу диалектики. Действительно, в этом плане можно найти определенные противоречия между «Наукой логики» Гегеля и его «Феноменологией». И знаменитая схема отрицания отрицания – триада – представляет собой, если приглядеться, формализованную схему непрерывного отрицания, которое происходит в действительности, когда каждая новая ступень означает «снятие», т.е. уничтожение предшествующей и вместе с тем ее развитие.
Безусловно, прав докладчик, когда говорит, что Гегель замкнул систему, создал тотальность, которая противоречит духу непрерывного развития, т.е. диалектике. И я задал вопрос А.С. Арсеньеву: чем отличается схема, которую он нам предлагает, от гегелевской? Ответ меня не удовлетворил, ибо замкнуть ли систему настоящим или будущим – в этом большой разницы нет. Ведь и для Гегеля идеалом государственного устройства является не та прусская монархия, в которой он жил, а та, которая «будет» в соответствии с обещанной конституцией. Следовательно, и для него тотальность замыкается не в настоящем, а в будущем. Таким образом, практически между тем, что отстаивает А.С. Арсеньев, и тем, что мы находим у Гегеля, разницы нет. Идея заданной тотальности чревата, вне зависимости от искренних намерений, тоталитаризмом. История нас в этом отношении может кое-чему научить.
Далее, я никак не могу принять предложение докладчика объяснять прошлое через будущее; по-моему, поступать надо наоборот. Если историк попытается объяснить прошлое через заданную схему будущего, это приведет к искажению прошлого. И нет никакой уверенности в том, что, идя этим путем, историк сможет успешно осуществлять принцип постоянной критики собственных основоположений, на чем более всего настаивал докладчик. Человек, живущий обретенным прогнозом, менее всего склонен к рефлексии.