Нет нужды отрицать, что ленинский тип мышления был до известной степени вынужденным – и не в одном биографическом плане. Если автор «Капитала» не оставил, да, полагаю, и не мог оставить Логики с большой буквы, то стóит ли гадать, что написал бы автор «Философских тетрадей» в специальном труде о диалектике; я не уверен, что он стал бы его писать, не будь, правда, потребностей полемики, но тогда это было бы очень непохоже на учебник, даже гениальный. Оглядываясь назад, задаешь себе и другой вопрос: мог ли и при каких условиях этот тип мышления укорениться в движении? У истории собственная логика, и эпохи осуществления отличаются от эпох подготовки как в выгодную, так и в невыгодную сторону. Последнюю тоже нельзя упускать, говоря о закономерностях эволюции марксизма. И как ни парадоксально, что догматизация его сплошь и рядом начинается в наиболее подвижном звене (там, где диалектическая мысль непосредственно выступает в качестве руководства к действию), мы имеем дело не просто с «вывихом». Такова эта неумозрительная конкретность, что она соединяет потребность в охвате всех связей и отношений самого динамичного из существующих в мироздании объектов с потребностью в упрощении, в сведении к четкому и недвусмысленному тактическому плану, директиве, лозунгу, доступному массе и подымающему миллионы на борьбу. Эта конкретность потому и заключает в себе как импульс к новому «предметному» поиску, так и противоположную ему тягу к априоризму, к финалистскому мышлению (тем более, что конкретизация практикой это не только перевод на ее язык положений теории и предвосхищений коммунистического идеала, но и создание механизма, аппарата осуществления, который тоже имеет свойство саморазвиваться и по-своему тяготеет к увековечению данной линии и формы исторического действия).
Рамки дискуссии не позволяют рассмотреть подробно этот сюжет, быть может наиболее сложный и волнующий. Важно, однако, иметь его в виду. Ибо наш спор с А.С. Арсеньевым в конечном счете упирается в вопрос о природе возникновения и разрешения противоречий, составляющих условия существования данной органической системы, если только это существование состоит не в «развертывании», а в развитии, т.е. совершается в борьбе, разрешается через конфликт, имеющий и свою драматическую сторону. Напомню слова Герцена: никакая блестящая всеобщность не составит полного знания, если, заключенная в ледяную область отвлечений, она не имеет силы воплотиться, если переход в мир событий, действий не заключен во внутренней потребности ее, с которой она не может совладеть. Именно так – не может совладеть! Рефлексия же Арсеньева – чересчур упорядоченная, для своего благополучного осуществления ей не нужно ни силы, ни мира событий и действий, а только общая платформа и люди, которые находятся в таких хороших отношениях между собой, что могут действенно и продуктивно полемизировать.