В пояснение один пример. Как ставится вопрос в докладе? Если война ведется страной, воплощающей более прогрессивную формацию, против страны с менее прогрессивной формацией, где у власти стоит класс, представляющий эту непрогрессивную формацию, то, естественно, мы должны желать победы первой стране. А как это конкретно применить к истории войн? Возьмем войну 1812 г. Кто с кем воюет? Воюет Наполеон, представитель прогрессивной формации (во Франции победил и утвердился капитализм). Война ведется против России, в которой доживает феодальная формация, препятствующая политическому и экономическому развитию страны. Значит, если мы с этих позиций будем оценивать войну 1812 г., – кому мы должны желать победы? Совершенно ясно, что Наполеону, хотя вы знаете, что все советские историки (некоторое исключение – М.Н. Покровский) считают эту войну и справедливой и прогрессивной со стороны России.
Здесь вступают в действие такие обстоятельства, которые И.В. Бестужев не всегда учитывает (правда, их и трудно учесть). Речь идет об отношении народа к войне. Если народ встает на защиту отечества, мы говорим, что война справедливая.
Или возьмем Крымскую войну. Она рассматривается рядом авторов, в частности и нашим докладчиком, написавшим диссертацию на эту тему, как война несправедливая с обеих сторон. Но что происходит? В определенный момент возникает угроза существованию России – и тогда на ее защиту встает народ, появляется ополчение, выступает такой фактор борьбы, как мужество солдат и матросов при обороне Севастополя. И мы говорим, что война на последнем ее этапе, если и не стала прогрессивной, то была, по крайней мере, справедливой войной. Затем вступает в действие другая категория, категория последствий войны. Как ни неприятны были эти последствия для России, но в них-то и таился прогресс, ибо, как известно, дело шло к падению крепостного права.
Как видите, в свете системы критериев, которой предложил пользоваться И.В. Бестужев, все это чрезвычайно сложно. Счета нет тем оговоркам, которыми можно сопровождать каждое оценочное положение. Война начинается как справедливая, заканчивается как реакционная, и наоборот. И часто при конкретном изучении войны эти оценочные положения и критерии ставят исследователя в крайне затруднительное положение.
Вот, скажем, война 1813 – 1814 гг. Вы знаете, что до 1963 г., когда исполнился 150-летний юбилей освобождения Германии, в нашей литературе господствовала однозначная оценка: русские войска доходят до границ, отбрасывают Наполеона, справедливая война на этом кончается; далее война рассматривалась как реставраторский поход. Потом эта точка зрения была изменена. Сейчас мы все разделяем тот взгляд, что война в 1813 г. была освободительной, по крайней мере не ставящей перед собой ярко выраженных реакционных целей. Поход же 1814 г. продолжает рассматриваться как реакционный, реставраторский. Но, давая эту оценку, мы не учитываем очень важного фактора – что представлял собой наполеоновский режим к 1814 г. Говоря о реставрации, видимо, нужно исходить из того, какие социально-экономические и политические изменения произошли. Между тем мы знаем, что Франция осталась буржуазной, но вместо Наполеона к власти пришел Людовик. А природа власти? Если брать 1814 г., природа власти Людовика XVIII мало чем отличается от природы власти Наполеона. Очевидно, при определении характера войн нужно изучить и внутренние изменения, которые происходят в режиме каждой из стран, ведущих войну.
Итак, поиски критериев для определения оценки характера войны и внешней политики должны идти не впереди, а может быть, даже позади или как бы рядом с основательным изучением природы и характера самих войн.
Не у одного Н.И. Казакова возникает вопрос: с чего начать? Начинать ли нам с конкретного исследования или обобщений? Но на такой вопрос тоже надо отвечать конкретно, исходя из положения в данной области знания. Мы не можем пожаловаться на недостаток материала. Фактов накоплено очень много, все или почти все войны описаны, хотя и с разной степенью подробности. Между тем налицо значительные трудности, с которыми мы сталкиваемся в поисках более точных определений сущности и исторического места отдельных войн, внешнеполитических явлений и процессов. Не все, но, вероятно, многие трудности можно преодолеть, уточнив и обогатив те критерии оценки внешней политики и войн, которыми пользуются марксисты.