Итак, выкуплен был сын, Государь пожаловал его офицером гвардии, возвратил отцу, заплатил все понесенные и отцом показанные убытки и сверх того щедро еще наградил его, с таким определением, чтоб этот сын, в утешение родителя, остался при нем до его смерти, а потом снова вступил бы в службу. (2)
В то самое время, когда Петр Первый с Меншиковым в 1700 году намерен был с новоизбранным войском идти из Новгорода к Нарве и продолжать осаду этого города, получил он известие о несчастном поражении своей армии, бывшей уже при Нарве, с потерей артиллерии и со взятием в полон многих генералов и полковников, и, сетуя на себя, что при этом случае лично не присутствовал, мужественно снес эту печаль и сказал:
— Я знаю, что шведы нас еще несколько раз побеждать будут, но, наконец, научимся этим побивать их и мы. (2)
Под Нарвою, 8 июня 1704 года, Петр Великий, узнав через перехваченное письмо, что шведы ожидали генерала Шлиппенбаха со свежим войском, приказал двум полкам пехотным и двум конным надеть синие мундиры, взять шведские знамена и двигаться по направлению к городу. Между тем другой отряд, в зеленых мундирах, под предводительством Репнина и Меншикова, нападает на переодетых в шведские мундиры товарищей и завязывает с ними горячее дело. Шведы, приняв русских солдат в синих мундирах за отряд Шлиппенбаха, тотчас же выслали вспомогательное войско, которое одно и потерпело сильное поражение. Вслед за тем Нарва взята была приступом (9 августа). (2)
В лагере при Пруте, в 1711 году. Государь со своим войском был несчастливым образом окружен сотнею тысяч турок так, что все пути к подвозу припасов были пресечены. В таких почти отчаянных обстоятельствах, из которых он, вероятно, никаким образом не мог избавиться без особливого чуда. Петр I скорбел единственно только об Отечестве, а не о себе самом, невзирая на то, что имел очевиднейшую пред собою опасность: или быть взятыми в плен турками, или совсем погибнуть.
Как скоро Государь увидел, что уже находится в самой крайней и неизбежной опасности, и считал себя погибшим со всем своим войском, то сел в палате своей, написал письмо, запечатал, велел позвать одного из вернейших офицеров и спросил его: может ли он сам на себя понадеяться, что пройдет сквозь турецкую армию, дабы отвезти в Петербург одно письмо? Офицер, которому все дороги и проходы в тамошней стране были известны, донес Государю, что действительно можно в том на него положиться и что он счастливо доедет до Петербурга. Поверив такому обнадеживанию, вручил ему Царь своеручное письмо с надписью: «В Правительствующий Сенат, в Санкт-Петербурге». поцеловал его и сказал: «Ступай с Богом!» Офицер в девятый день по своем отъезде благополучно прибыл в Петербург и письмо подал в полное собрание. Но в какое удивление приведены были собравшиеся сенаторы, когда, запершись, распечатали царское письмо! Оно было следующего содержания: «Сим извещаю вам, что я со всем своим войском без вины или погрешности со стороны нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в четыре краты сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены и что я без особливой Божией помощи ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкой плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим Царем и Государем и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то по собственноручному повелению, от вас было требуемо, покамест я сам не явлюсь между вами в лице своем. Но если я погибну, и вы верные известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнейшего мне в наследники». (2)
Во время Шведской войны в Петербурге для большей осторожности зимою через Неву ставились рогатки с Выборгской к Московской стороне.
Они охранялись часовыми, которым было приказано после вечерней зари не пропускать никого ни в Петербург, ни из Петербурга. Однажды Петр Великий был в театре, находившемся на Литейной, недалеко от дома кумы его, генеральши Настасьи Васильевны Бобрищевой-Пушкиной. Она тоже была в театре и просила Государя приехать к ней после представления на вечеринку, на что он и согласился. После спектакля Петр незаметно вышел из театра и с одним денщиком в маленьких санях заехал со стороны Охты к упомянутой куме.
Подъехав к часовому, стоявшему близ Литейного двора с Московской стороны, и назвавшись петербургским купцом, запоздавшим на Охте, просил его пропустить.