Калмык этот в 1723 году был уже морским капитаном, а потом дошел по службе и до контр-адмиральского чина и прозывался Калмыковым. (2)
Во время пребывания Петра I в Лондоне случилось ему видеть на площади вокзала английских бойцов, сражающихся друг с другом лбами, из которых один побивал всех. Возвратясь к себе в дом, рассказывал о таком сражении прочим русским и спрашивал: нет ли охотников из гвардейских гренадеров, находившихся при свите, побиться с лондонским силачом? Вызвался один гренадер мощный, плотный, часто бывавший в Москве на кулачных боях и на себя надеявшийся: он просил позволения сперва посмотреть такую битву, что и было разрешено. Гренадер, приметив все ухватки их, уверял Государя, что он первого и славного бойца разом сразит так, что с русскими биться впредь не пожелает. Государь, улыбнувшись, говорил ему.
— Полно, так ли? Я намерен держать заклад, не постыди нас.
— Извольте, Государь, смело держать: я не только этого удальца, да и всех с ним товарищей вместе одним кулаком размечу: ведь я, Царь-Государь, за Сухаревою башнею против кулачной стены хаживал! Я зубы с челюстями и ребра англичанину высажу.
Спустя несколько дней Петр обедал у герцога Леедса и завел разговор о бойцах, которых видел, и сказал, что русский гренадер победит первого их витязя. Прочие лорды, уверенные в силе и ловкости своего победителя, против которого никто не мог устоять, осмелились предложить: не угодно ли Государю подержать заклад, что англичанин одержит верх.
— А сколько? — спросил Государь.
— Пятьсот гиней.
— Пятьсот гиней?! Добро. Но знайте, господа, что мой боец лбом не бьется, а кулаком обороняется.
Выбрано было для сражения место. Его Величество, бывшие при нем россияне и английские сановники прибыли туда. Явились два бойца: англичанин богатырским своим видом при первом взгляде на своего соперника уверял уже почти каждого зрителя, что это для него малая жертва. Все думали, что гренадер не устоит. Тот вызывал своего соперника, но гренадер, поджав руки, стоял прямо, не спускал с ратоборца глаз и ожидал его к себе. Зрители смотрели со вниманием. Англичанин, нагнув по обыкновению шею, устремил твердый свой лоб против гренадерской груди и шел его сразить, все ждали последствия произведенного лбом удара, как вдруг увидели, что гренадер, не допустив его до себя, вмиг кулаком своим треснул англичанина по нагнутой шее в становую жилу, и так метко и проворно, что шотландский гигант пал на землю и растянулся. Зрители кричали и били в ладоши, и кланялись Государю, заклад был уплачен. Государь, обратясь к своим, весело сказал:
— Русский кулак стоит английского лба, я думаю, он без шеи.
Тотчас сраженному бойцу пущена была кровь, думали, что он умрет, но он очнулся. Бой тем и кончился, и слава бойца погибла. Его Величество очень заботился, чтоб английского бойца вылечили, для чего, подозвав к себе лекаря и наказывая о излечении, дал врачу двадцать гиней, из выигранного заклада пожаловал победившему гренадеру двадцать гиней, бывшим с ним гренадерам тридцать гиней, англичанину-бойцу двадцать гиней, черни бросил пятьдесят гиней, а остальные деньги отослал в инвалидные дома. Потом Государь приказал тут же всем своим гренадерам прежде бороться, а после сделать между собою кулачный бой, чтоб показать лордам проворство, силу и ухватки русских богатырей, чему все собрание много дивилось, ибо все находившиеся при Петре в путешествии гренадеры выбраны были люди видные, рослые и сильные и впрямь похожи были на древних богатырей. (2)
Известно, что Петр Великий и Август, король Польский, имели необычайную силу. Однажды случилось быть им вместе в городе Торне на зрелище битвы буйволов. Тут захотелось поблистать Августу пред Царем богатырством своим, и для этого, схватив за рога рассвирепевшего буйвола, который упрямился идти, — одним махом сабли отсек ему голову.
— Постой, брат Август, — сказал ему Петр. — я не хочу являть силы своей над животным, прикажи подать сверток сукна.
Принесли сукно. Царь взял одною рукою сверток, кинул его вверх, а другою рукою, выдернув вдруг кортик, ударил на лету по нем так сильно, что раскроил его на две части. Август, сколько потом ни старался сделать то же, но был не в состоянии. (2)