Занавес открывается. На сцене в большом кресле сидит Аполлон,
окруженный свитой.
Выдвиньте-ка его вперед, чтобы публика могла получше его рассмотреть и услышать. Надо вам сказать, сэр, что это незаконный сын старого Аполлона, рожденный от прекрасной нимфы Мории, которая продавала апельсины актерам из труппы Фесписа *, этим балаганным комедиантам. Он - любимец папаши, и старик пристроил его к управлению театрами и драматургией.
Аполлон. Суфлер!
Суфлер. Да, сэр?!
Аполлон. Есть какие-нибудь дела?
Суфлер. Да, сэр. Надо распределить роли в этой пьесе.
Аполлон. Дай сюда. "Жизнь и смерть короля Джона", написанная Шекспиром. Кто сыграет короля?
Суфлер. Пистоль, сэр. Он обожает корчить из себя короля.
Аполлон. Еще здесь куча английских лордов.
Суфлер. Ну, это все мелочь. Тут я сам подберу исполнителей.
Аполлон. Ладно, но только таких, которые хорошо затверживают свои роли. "Фальконбридж..." Это что за персонаж?
Суфлер. Воин, сэр. Его отлично сыграет мой кузен.
1-й актер. Я - воина? Да я в жизни не фехтовал!
Аполлон. Не важно. Драться вам не придется. Умеете вы напускать на себя свирепость и бахвалиться?
1-й актер. Это сколько угодно!
Аполлон. О лучшем воине у нас на театре и мечтать нечего. "Роберт Фальконбридж..." А он что делает?
Суфлер. Право, не сумею сказать, сэр. Он вроде все больше о земле помышляет. Персонаж не очень значительный. Любой справится. Если его выкинуть, пьеса не пострадает.
Аполлон. Ладно, поступай с ним, - как хочешь. "Питер из Помфрета, прорицатель". Есть у вас кто-нибудь, кто смахивал бы на прорицателя?
Суфлер. Есть один, который смахивает на дурака.
Аполлон. Подойдет. "Филипп Французский..."
Суфлер. Я уже распределил все французские роли, кроме посла.
Аполлон. Кто его сыграет? Роль небольшая. У вас, верно, найдется человек с изящной наружностью и умеющий танцевать? Во всей Европе англичане обладают самым тонким воспитанием, и было бы очень кстати, если б посол по прибытии, чтоб развлечь их, разок-другой станцевал джигу.
Суфлер. У нас в театре пропасть учителей танцев, которые аккуратно получают деньги и, можно сказать, ровно ничего не делают.
Аполлон. Поручи эту роль кому-нибудь из них. Выбери кого посмешней. У Шекспира это, видно, комический персонаж, и он выведен на сцену, только чтобы посмешить публику.
Суpвит. Так вы утверждаете, сэр, что Шекспир задумал своего Шатильона как комический персонаж?
Медли. Нет, сэр, я этого не утверждаю.
Суpвит. Простите, сэр, может быть я ослышался, но мне показалось, что он выразился именно так.
Медли. Да, сэр. Но я не отвечаю за каждое его слово.
Суpвит. И вы решились, сэр, вложить ошибочную мысль в уста бога остроумия?
Медли. Да, но только современного. Он по праву может считаться богом большинства известных мне нынешних остроумцев - тех, кого почитают за остроумие, кого предпочитают за остроумие, кто живет остроумием; гениальных джентльменов, которые освистывают пьесы, а возможно, и тех, кто их пишет. Вот идет один из почитателей этого бога. Входите, входите! Те же и мистер Граунд-Айви *.
Входит Граунд-Айви.
Гpаунд. Что вы здесь делаете?
Аполлон. Я распределяю роли в трагедии "Король Джон".
Гpаунд. Значит, вы распределяете роли в трагедии, которая обречена на провал.
Аполлон. Что вы, сэр! Разве она написана не Шекспиром и разве Шекспир не был одним из величайших гениев человечества?
Гpаунд. Нет, сэр. Шекспир был славный малый, и кое-что из написанного им для театра сойдет, если только я это немножко приглажу. "Короля Джона" в теперешнем виде ставить нельзя, однако скажу вам по секрету, сэр: я мог бы его приспособить для сцены.
Аполлон. Каким же образом?
Гpаунд. Путем переделки, сэр. Когда я заправлял театральными делами, у меня был такой принцип: как ни хороша пьеса - без переделки не ставить. В этой хронике, например, Фальконбридж Незаконнорожденный отличается чрезвычайно женственным характером. Я бы этот персонаж выкинул, а все его реплики вложил в уста Констанции, которой они куда более подходят. Да будет вам известно, мистер Аполлон, что в подобных случаях я прежде всего стремлюсь добиться цельности образов, изысканности выражений и возвышенности чувств.
Суфлер. Но ведь Шекспир - такой популярный писатель, а вы, простите, так непопулярны, что боюсь, как бы...
Гpаунд. Не сойти мне с этого места, если своими произведениями я не приучу публику к вежливости, и притом сделаю это с такой скромностью, что даже армия казаков растаяла бы от умиления. Я скажу ей, что нет равного мне актера и никогда еще не было лучшего писателя. Как по-вашему, смогу я все это сказать, соблюдая скромность?
Суфлер. Почем я знаю!
Гpаунд. А вот как: я скажу, что актеры только следуют по моим стопам, а писателей освистывали не хуже моего. Так чего толковать о популярности! Поверьте, господин суфлер, мне не впервой наблюдать, как театр ставит пьесу, не считаясь с мнением зрителей.
Аполлон. Пускай свистят, пускай шикают и бранятся сколько душе угодно, лишь бы их денежки к нам в карман текли!
Медли. Вот оно, суждение великого человека, сэр! Так мог бы сказать и настоящий Аполлон.
Суpвит. Да, сынок достоин своего родителя, ежели думает, что этот джентльмен вправе переделывать Шекспира!
Медли. А я уверен, сэр, что он имеет на это не меньше прав, чем любой подданный нашего королевства.
Суpвит. Вы так полагаете?
Медли. Разумеется, сэр. Если Шекспир удовлетворяет людей со вкусом, то его следует переделывать для тех, у кого нет вкуса. А кто еще, по-вашему, лучше сумеет его испортить? Впрочем, раз вы такой рьяный защитник старика Шекспира, видно переделкам скоро конец. Но послушаем, что скажет Пистоль.
Пистоль, выходя на сцену, сбивает с ног своего отца Гpаунд-Айви.
Гpаунд. Ах, чума тебя забери! Малый шагает по моим стопам в буквальном смысле слова!
Пистоль.
Простите, сэр, но вы должны понять:
Стремясь вперед, не отступлю я вспять.
А вас и всех, кто преградит мне путь,
Сумею я с дороги отшвырнуть.
Суpвит. Надеюсь, сэр, ваш Пистоль не собирается пародировать Шекспира?