Коммунисты, еще во времена Ленина, анализируя какой-нибудь факт, политически важный, привыкли задавать себе вопрос (который для них чаще всего бывает уликой): «кто это сказал?» — вместо того, чтобы спросить: «правда ли это?» Поскольку абсолютная ложь вступила на царствование вместе со сталинизмом, любая неприглядная действительность оказывалась фактом лишь в устах некоммунистов, антикоммунистов или экскоммунистов, которых правоверные сталинисты должны были за это заклеймить позором. Но этот критерий был основательно поколеблен докладом Хрущева: магическая формула «кто это сказал?», служившая ранее для того, чтобы сметать любой факт, так или иначе мешавший, не могла быть эффективной, ибо на этот раз говорил прямой наследник Сталина, вождь компартии СССР и всего мирового коммунистического движения.
Как только доклад Хрущева на закрытом заседании был опубликован, компартии различных стран по-разному его прокомментировали; это наводит на мысль, что Москва не рассылала никаких директив с целью согласования их возможной реакции. У некоторых из этих партий действовал обычный сталинский рефлекс. На вопрос: «кто это сказал?» — они отвечали «Государственный Департамент США», и выводили, что этот доклад не что иное, как новая недостойная махинация империалистов. Таков был ответ компартии Люксембурга («Zeitung vum Letzeburger Vollek», 6 июня), и компартии Голландии («De Waarheid», 7 июня). Напротив, еженедельник американской компартии («Daily Worker», 6 июня) признал подлинность доклада, а английская компартия пошла еще дальше: было объявлено, что руководство партии приступило к изучению доклада Хрущева и открывает по этому поводу дискуссию («Daily Worker», 22 июня).
Отношение Тольятти к докладу Хрущева на закрытом заседании было сложным. Первоначально он хранил молчание — ведь Хрущев сообщил ему, что этот документ не будет распространяться в ближайшее время, но по небольшим дозам постепенно будет просачиваться в печать. Затем он понял, что необходимо выйти из этой безмолвной позиции — в центральном комитете партии его подвергали критике и, в частности, Террачини. Наконец, после публикации доклада на закрытом заседании Тольятти решает не плестись за всеми этими событиями, но обогнать их. Он начинает с того, что ставит ряд вопросов, просмотренных в спешке Хрущевым, — как, например, вопрос о марксистском анализе феномена сталинизма, или о бюрократизации и частичном разложении советской системы (все эти вопросы были новыми лишь в устах Тольятти), или о появлении полицентризма в мировом коммунистическом движении. Тольятти развивает все эти вопросы в своем знаменитом интервью, которое он дал журналу «Nuovi Argomenti» и на следующий день перепечатала «Унита». «Правда» не замечает это интервью, но, когда через две недели центральный комитет компартии СССР печатает свою резолюцию о «культе личности», «Правда» квалифицирует интервью как «интересное и подробное», содержащее, правда, несколько сомнительных тезисов, наряду с правильными и важными суждениями{27}.
Из всех западноевропейских компартий лишь французская компартия изобрела следующую формулировку: «Доклад, приписываемый товарищу Хрущеву»; это не означало, что доклад рассматривается как фальшивка, но эта мутная формулировка привела к тому, что было невозможно публично и официально вести партийные дебаты о нем до тех пор, пока подлинность его не будет установлена. Короче говоря, Торез, который отлично знал о подлинности доклада на закрытом заседании, прибегнул к отвлекающему маневру с тем, чтобы выиграть время. Политбюро французской компартии опубликовало коммюнике, в котором говорилось, что оно «обратилось к центральному комитету компартии СССР с просьбой предоставить текст этого доклада…»{28}. Действительно, 26 июня делегация, включавшая трех руководителей французской компартии, отправилась в Москву; участники делегации имели продолжительную беседу с Хрущевым и его коллегами. По возвращении представитель делегации представил отчет центральному комитету, который единогласно принял резолюцию, напечатанную на следующий день в «Правде» (от 8 июля; совершенно очевидно, что она была одобрена советским руководством). Эта резолюция способна привести в изумление — цель поездки делегации в Москву была окутана молчанием и о докладе Хрущева в ней не упоминалось!