Наступление «растопыренными пальцами», когда концентрация атакующей мощи критически не превосходит возможности обороны, потому что размазана. С этим пехота справляется грамотным распределением противотанковых средств: пушек, аркебуз, инженерных препятствий в виде рогаток и траншей.
Но оборона вынуждена распылять, оттого и скудные всегда, свои средства по всей длине удерживаемых рубежей. Искусство полководца — адаптировать наступательный порыв, менять направление главного удара, правильно используя всю мощь накопленных для атаки бронированных сил: именно это не даёт возможности обороне эффективно сопротивляться. Но если нет засадного полка. Множество раз в сражениях засадный полк решал, кому фортуна отдаст своё предпочтение при выборе победителя.
Контратака, пусть меньший по числу отряд, но спаянный в монолит и направленный во фланг атакующего клина своей внезапностью не позволяет противнику развернуться и встретить контрудар прямо, фронтом. Значит и без шансов. Страшен по своей силе такой контрудар, сметающий и рассекающий атакующих. Теперь они, действовавшие до контратаки как единый организм, разбиты на небольшие ватаги и даже отдельные боевые единицы, но без прикрытия, потому куда слабее. С ними уже другие, пешие, могут разбираться самостоятельно, растаскивая крючьями и алебардами рыцарей, потерявших инициативу и ярость, подбираясь к ним с боков, сзади. Танки всегда должна сопровождать пехота. Десант. Оруженосцы.
Яркие плюмажи на рыцарских шлемах, родовые флаги, развивающиеся гордо среди моря врагов, что значит — всадник жив, он ведёт свой бой. Танк на полной скорости, со стягом полка — бравада, дерзость, но красиво. И эпично. Сюжет, достойный величайших батальных полотен.
Глава 2
Штурмовики
Вернуть долг, без шансов
Видимо, на этом всё, конец войне. Не для всех, только для нас. Правда, нам не домой, нам дорога в небо. Нас пятеро. Один трёхсотый. Сильно. Сюда дотащили, у стены лежит. Не слышит и, похоже, перестал понимать происходящее. Ну и хорошо. Так ему будет легче. Ждём. По нам пулемёт в коридоре бум, бум, бум, бум, бум, бум, бум…
На пятерых два по полрожка патронов. И граната. Граната — спасение, потому что в плен нам нельзя. Мы разведка, возвращаемся с выхода. Не прошли, не получилось. В плен нельзя вообще никак, так что давайте, товарищ сержант, будьте любезны накрутить запал в гранату. Пора, пора, отвоевались. Он эту гранату и экономил для такого случая. Хватит на пятерых? Нужно грамотно расположиться, тогда точно хватит. Все спокойны, руки не трясутся. Запал встал куда положено.
Зацепили нас, обложили, гнали. Лесополку заминированную прошли, под обстрелом миномётным прорывались. Не гладко, товарища там оставили, он двести, вообще без шансов, у меня на руках отошёл. Письмо домой он ещё перед выходом написал прощальное. Придурок. Когда его миной накрыло, я его на руках держал, ну, что от его тела осталось, он то письмо мне отдал. Так ему сильно нужно было письмо отдать, что смог. Даже говорил. Как он эти десять секунд жил, вообще непонятно. Мне отдал, я должен сам его родным, передать должен. Когда ещё в ПВД были, он почуял, для него этот выход последний. Он не хотел идти. Не отказывался, нет, такого у нас не бывает, просто сказал очень тихо, в никуда, что на этот выход не хочет. Потом написал письмо и с собой взял, без имен, без адреса. Вот я сам и должен передать, мне не нужно объяснять, кому письмо. Всё равно нельзя так, нельзя никакие письма писать перед задачей, тем более с собой брать. Запрещено. Категорически. Но он заранее знал, как всё будет… про себя точно. Про нас, наверное, тоже, но думал, надеялся, с нами по-другому. Походу ошибся. Сильно ошибся.
Сначала вроде показалось, вырвались. Но нет, не то. Зажали в доме, в пятиэтажке. Нам оборону не держать, нет такой задачи, мы свою выполнили, следующая задача — к своим живыми выйти, поэтому в огневой контакт не вступили. Как опознали, что вычислили, где мы залегли, сразу рванули дальше. А какие тут сомнения, когда по окнам квартиры, где мы были, пулемётами плотно прижали, у нас других мыслей, кроме как валить бегом вприпрыжку, и не осталось.