В те дни папа иногда задерживался, а мама его ждала как-то так, что сама всё время молчала, вообще почти ничего никому не говорила. Ивану было интересно, и он спрашивал её, где папа, но мама отвечала односложно: «В военкомате». Такой мамин ответ Ивану ничем не помогал, он про военкоматы ничего не знал, но мама говорила с таким видом, что не хотелось её переспрашивать. В дни ожидания папы из военкомата мама на них с сестрой совсем не ругалась. Даже если они шкодили. Иван один раз попробовал напакостить, причём совсем не случайно, а специально уронил кружку, а мама его только обняла, прижала к себе и долго гладила по голове, да так, что сестра заревновала, прибежала и лезла к маме, чтобы и её обнимали. Из военкомата папа приходил мрачный. И повторялась одна и та же сцена: мама смотрела на него внимательно и после долгой паузы задавала короткий вопрос «ну как?», а он ничего не рассказывал, только чуть поворачивал головой из стороны в сторону. Так было несколько раз. Много дней подряд.
Но другой день настал, когда папа домой зашёл рывком, что чуть дверь не оторвал и уже не молчал: «Я еду!» Он это как будто прорычал, у него голос сорвался. А мама сказала, что наконец-то и это здорово. Она улыбалась, но Иван видел, что ей вообще не радостно. Это, наверно, было из-за того, что папа затушевался и вспомнил, что теперь ему нужно ехать к его папе и маме, а он не знает, как им это всё рассказать. Иван понимал, что скрыть свою радость отец очень хочет, но ему нельзя, всё равно придётся рассказывать, потому что, когда он уедет, все-все узнают, а он не рассказал сам, это плохо.
Папа ушёл на войну. Видимо, это и было то самое, о чём они говорили с мамой, то самое, что папа был кому-то должен.
Дальше жизнь потекла похожей на обычный порядок. Их с сестрой водили в садик. Иногда они с мамой, хоть уже и без папы, ездили к деду с бабушкой. Ваньке никто ничего не объяснял, но он сам решил: мама, пока папы нет, без него не справится, значит нужно маме помогать; и если вообще не просили, то всё равно помогать. И сестра, глядя на Ивана, стала маминой помощницей. Ну помогала, конечно, как она могла, тарелки или ложки на стол принести, да и только. Но помощь свою маме сестра прямо требовала, наверно никак не хотела от Ваньки отставать. А ему не нравилось, что его считают маленьким и не обращают внимание и он вынужден из-за этого сам всё время напрашиваться, чтобы ему всё-таки дали что-нибудь поделать.
В их новый дом они переехали совсем недавно, и мама, кроме своей работы, занималась ещё всякими разными делами по дому: то забором, которого не было, потому что папа не успел его сделать, только столбы поставил, то холодом. Она им с сестрой объяснила, что не хватало электричества. Тоже не успели чего-то там подключить. Но мама на папу за это совсем не обижалась и говорила, что у него сейчас такая работа, чтобы у его детей вообще был дом и чтобы они вообще были. А эти мелочи, с холодом, они сами решат, и всё хорошо — всего-то надо куда-то там сходить, подписать заявление, купить провода и приборы, ещё там всякого понаделать и тогда специальные работники подключат им много электричества, вот и не будет холодно. И не нужно будет дома на себя много одежды надевать.
Ваня смотрел на всю эту кутерьму у мамы и старался ничего у неё не просить. Ей и так было трудно, она вообще ничего не успевала, иногда даже поесть не успевала. Иван это видел, поэтому ничего у неё не просил. А сестра, может быть, и хотела бы попросить, но она не умела говорить, так что тоже особо ничего не требовала, только то, на что пальчиком своим могла показать.
Они с сестрой очень любили веселиться в детской комнате с горками, сухим бассейном с шариками и всем таким прочим. Мама иногда выкраивала какой-нибудь день только для них, вообще целый день. В такой день они втроём и ездили куда-нибудь в торговый центр, где можно было прыгать на батутах или играть на автоматах. Хотелось чаще, но он понимал, что у мамы происходит и не приставал. Но хотелось. Поэтому, когда они приезжали в гости к деду с бабушкой, потихоньку пытался их подговорить забрать его с сестрой у мамы и отвезти туда, играть. А мама его за это ругала. Правда, ругала только за это и больше ни за что. Он всё никак не мог взять в толк, почему у деда с бабой Татой нельзя просить игрушки и ехать на батуты. Почему не нужно просить у мамы, он знал точно, а почему нельзя у деда с бабушкой этих или других, не мог понять, тем более у дедов и бабушек просить было просто, они всегда соглашались.