Ожидание вечность
Я научился ждать. Терпеливо ждать. Не лезть с расспросами. Молчать, прикусив губу, когда распирает от желания узнать всё. Научился не приставать, перебивая его по телефону своими вопросами, пытаясь разузнать детали, о чём он не хочет говорить. Он сам знает, что можно рассказать. И когда. Сочтёт нужным — скажет. Только он знает, можно говорить или нет. А что никогда нет. Не всё секретно, не об этом речь. Просто есть вещи для другого, бесконечно далекого от нас мира, который есть реальность у других, в кого стреляют.
Пока ты сам не ощутишь на своём теле ударную волну от разрыва рядом, да так, чтобы только запрыгнуть в ближайшую яму, закрыв голову руками; пока твою щёку не побреет кирпичной крошкой, выбитой из стены, что стояла в метре от тебя ещё секунду назад, тебе нельзя объяснить: бывает тот, совсем иной мир, и как в нём происходит и почему. А если тебе нельзя объяснить, то зачем будоражить ранимую психику? Ради чего тебе пересказывать факты, которые всё равно не станут правдой в твоём не готовом к восприятию этих фактов сознании. Ты, не рывший ногтями землю, стараясь выжить под обстрелом, мечтаешь вообще о другом. Про великое думаешь, про то, как будет у тебя всё замечательно потом, через десять лет. Не про голод и тот батончик, что оставил в блиндаже, позабыв взять с собой на задачу. Не про фляжку, где воды на два глотка осталась. А про мировую инфляцию. И курить тебе вредно.
Конечно, дежурные:
— Как дела?
— Всё хорошо, работаем.
Это у нас завсегда начало разговора при созвоне. У него всё хорошо. Не было ещё ни разу хоть что-то нехорошо. И всё есть, всё в достатке. И кофе по утрам. Тяжёлая у него, нормальная для мужика работа. Реально прям за мир во всём мире.
А у меня свои трудности. Как его раскачать, вытянуть, пусть проговорится, что ли. Ну невозможно терпеть! Как-то я должен угадать, чего у них нет.
— Откуда в блиндаже электричество? Бензогенератор? А где бензин покупаете? Ага! Попался! Покупаете!
Им нужен бензин.
Бред, конечно. Мы ему нужны. Те, кто ждёт.
Смотрю все новости про войну. Не пропускаю никаких и ничего. За день повторяют всё по кругу десяток раз. Всё равно смотрю, а вдруг что-то всё-таки упустил, отвлёкся и упустил. А вдруг ещё будет новое. От прошлого выпуска уже час прошёл, должно быть новое, нужно смотреть.
Авдеевка… Мы там куда-то продвинулись, что-то заняли. То ли деревню очередную, то ли кусок железной дороги. Хотя, нет, железная дорога это про Артёмовск. Но опорный пункт какой-нибудь точно уж взяли. Я не знаю, что за населённые пункты там вокруг Авдеевки, их названия мне ничего не говорят, но я жадно проглатываю любое их упоминание. Мне раньше вообще неинтересно было ни про какой террикон, а сейчас я кожей своей ощущаю, какое там пекло.
Я всё понимаю, зачем и как делают картинку для новостей. Нет никаких иллюзий, про как мы широкой поступью гордо давим и скоро всех порвём. Не об этом новости. Я убеждён, наши новости у нас делают правильно. Там ребята жизнь кладут «за други своя», и не нужно унижать их жалостью, нельзя пережёвывать подробности о крови и грязи. Война, она всегда с таким. Но это ещё и о долге, чести, совести. Там такая их жизнь, она вытаскивает наружу именно глубинное и главное, что есть этот человек. Они достойны той новостной картинки, где только про героев и подвиги. И я не пропускаю новостей, всматриваюсь в экран до рези в глазах.
Как же я хочу, чтобы сын был дома. Как же я горжусь, что он там. Я удавлю любую мразь, кто хоть попытается заикнуться, что сын был не прав, когда решил, что это его война. Как же я хочу знать, что он не под обстрелом. Но так, чтобы точно знать, а не убеждать себя. Я верю ему, я верю, что танк железный и непробиваемый. Я не имею право сомневаться в нём и в его танке. Этот стальной монстр и его машина неуязвимы. Хочу всем вместе сидеть вечером за столом, пить чай и строить планы. Пусть его дети, мои внуки, носятся вокруг, орут и балуются. Нет, ему кофе. Он даже вечером любит пить кофе. Мы дождёмся времени, когда он приедет домой, я заварю ему кофе.
Свой мир реальность
Человек всегда живёт в мире своих иллюзий, который он же и создаёт себе сам. И это здорово, реальный мир сведёт с ума любого. Наверно, хорошо жить сумасшедшим, но лучше среди иллюзий. Через ощущения мы определяем наличие своего существования. Наше сознание отражает действительность как научено. Вот и получается, что живём мы не в самой действительности как таковой, а только лишь выстраивая её подобие в своём сознании. Вне сознания мы, наверно, тоже живём — сложно сказать, мы не знаем про ту жизнь ничего. Нечем нам знать про неё. Да и всё равно нам по большому счёту, какая она, жизнь вне нашего сознания.