– Похоже, – медленно проговорил Хеймдалл, – заклятье, которое наложили на яблоки, лишает сил и тех, кто лишь недавно вкусил плоды.
Фандрал и Огун тут же схватили Вольштагга за руки.
Они с силой потянули на себя и вернули друга в вертикальное положение.
– Идем, друзья, – отдышавшись, сказал Вольштагг. – Направим стопы к заточенному Локи. Если он наложил чары, которые не дают Льву Асгарда стоять на ногах, я это сразу пойму, и он ответит за свои деяния!
Фандрал хихикнул.
– Я думал, ты попросишь сытного обеда, но тут не могу не согласиться, дружище.
– Поспешим, – проговорил Огун.
Глава третья
– Говорю вам, остолопы, я тут ни при чем!
Обыкновенно, произнося подобное, Локи ожесточенно жестикулировал, но сейчас его руки оказались пришпилены к полу, как, впрочем, и большая часть тела.
Добравшись до бога коварства и обмана, Фандрал тут же свалил его на пол, Огун отвесил ему пару пинков, а Вольштагг сел сверху.
Локи обнаружил себя в постыдном положении, прижатый к полу увесистым задом великого воина, в то время как Фандрал и Огун обыскивали его убежище.
– И, без сомнения, – поедая лакомство, найденное в чаше в гостиной, сказал Вольштагг, – Локи у нас всегда говорит правду.
– Естественно, сомнениям есть место, – проговорил Локи, – но сейчас у меня нет причин лгать.
– Какие же такие причины нужны Локи для лжи? – спросил Вольштагг. – Это ведь для него не менее привычно, чем дышать.
– Не менее привычно, чем тебе набивать брюхо, Вольштагг, – выдавил из себя Локи. – И все же попрошу тебя переместиться с моего хрупкого тела.
– Подождем, пока мои друзья убедятся, что поблизости нет золотых яблок. Тогда, так уж и быть, я обдумаю твою просьбу, – согласился Вольштагг, закидывая в рот очередной финик.
Локи все больше впадал в уныние.
– Должно быть, Хеймдалл уже сообщил, что я не покидал места своего заточения! Вам бы стоило потратить энергию на поиски истинного врага – пока и вас не поразило бессилие.
– Поздно, – сказал Фандрал, заглядывая под диван. – Взгляд Хеймдалла помутнел, Один страдает от боли в спине, Балдер уже не так меток, как раньше. Тор и Сиф поправляются куда медленнее, чем должны бы.
– Понятно, – ответил Локи. Тут он заметил, как Огун берет в руки статуэтку. – Не тронь!
– Почему? – мрачно спросил юноша.
– Это хрусталь. Разобьешь, чего доброго.
Аккуратно поставив фигурку на край стола, Огун проговорил:
– Тут как будто... на самом деле весьма долго живут.
Локи вздохнул.
– Духам наказано поддерживать чистоту только в мое отсутствие. Убедить их выполнять свой обязанности, когда я дома, оказалось весьма накладно.
Фандрал перебирал подушки на кушетке.
– Должно быть, для Асгарда и правда настали тяжелые времена. Сам Локи признается, будто что-то ему не под силу!
– Весьма остроумно, Фандрал. Я уговорил их однажды прибраться на кухне, но с тех пор как я вернулся из Йотунхейма...
Локи резко замолчал, проклиная собственную неосторожность. Он склонен был винить в своей несдержанности переживания от увесистого тела Вольштагга. Да и кроме того, в последние дни ему не удавалось толком сосредоточиться...
– Итак, Один был прав, – сказал Огун, перерыв шкаф. – Локи действительно вырвался из заточения и побывал в Йотунхейме.
– И, конечно же, – продолжил мысль Фандрал, – предоставил Хрунгниру зачарованные доспехи для битвы с Тором.
– Да-да-да, вам хватило ума разгадать загадку, которую я вам сам же и объяснил. И все же я не покидал своего места с тех самых пор, более того, как раз из-за событий в Йотунхейме. Я согласился помочь Хрунгниру, а он в благодарность за это похитил мою мать. – Локи улыбнулся, хотя и с трудом – показывать эмоции под весом Вольштагга было непросто. – Отчего, по-вашему, чары на его доспехах внезапно развеялись?
Фандрал посмотрел на друзей.
– Как бы отвратительно ни было соглашаться с этим доводом, похоже, в словах Локи есть доля правды. Если и есть в Девяти Мирах хоть одна дорогая ему душа, то это Фригга.
Огун шагнул вперед.
– Есть и еще одна причина поверить его словам.
Локи закатил глаза.
– Помимо того, что я говорю правду?
Не обратив внимания на колкость, Огун указал на волосы Локи.
– Посмотрите, седина. Не верится, что щепетильный в вопросах облика бог коварства и обмана не скрыл бы такого недостатка, если бы мог.