После школы я не пошёл ни во ВГИК, ни в Литинститут.
Ни актёром, ни писателем я быть больше не хотел.
Когда настала пора выбирать профессию, пошёл я в омоновцы.
Служил я достаточно долго, чтоб забыть про написанное в опроснике навсегда.
Дальше свою жизнь я пересказывать не буду, а то увлекусь.
Скажу только, что жизнь моя ходила кругами, только с каждым кругом брала всё шире.
Стоило ли городить весь этот огород – учиться в университетах, прочесть несколько тысяч книг, мотаться по миру, – чтобы спустя двадцать лет вновь оказаться в том же качестве, что и в юности: в какой-то момент я переоделся в хаки и вновь стал человеком с ружьём.
Офицером армии одной непризнанной республики.
Но однажды вдруг пришло мне письмо: Захар, так, мол, и так, не хотите ли сыграть в спектакле?
Сложно, говорю, сыграть мне в спектакле, потому что где спектакль – и где я. Долго это всё и нервозатратно. К тому же у меня память плохая и я роль выучить не смогу.
Нет, говорят, мы быстро всё обустроим, нам только один день нужен, а спектакль такой, что вы просто будете ходить с места на место, и текста у вас совсем мало. Тем более что мы первый показ устроим прямо там, где вы сейчас живёте и служите, говорят мне.
Ладно, говорю, приезжайте.
Репетировать мне было некогда, на спектакль я приехал прямо с позиций, и разобрался, что к чему, буквально за час до показа.
Во время самого спектакля ко мне приставили специального человека, который выталкивал меня на сцену в нужный момент, а потом знаками звал обратно, даже если я не хотел уходить.
Зрителям понравилось: в финале они аплодировали стоя и подарили мне цветов больше, чем всем остальным участникам спектакля вместе взятым.
Так я стал театральным артистом.
А следом приходит ещё одно письмо: Захар, так, мол, и так, хотим снять вас в фильме.
Сложно, говорю, снять меня в фильме, потому что где фильм – и где я. Долго это всё и нервозатратно.
Нет, говорят, мы быстро, нам только два дня нужно, фильм документальный, вы просто будете ходить с места на место, а текст мы потом наложим сверху и даже прочитаем его сами.
Ну, ладно, говорю, называйте вашу цену. Назвали они свою цену, и я вылетел к ним.
О смысле и сюжете этого фильма я узнал непосредственно на месте, за пятнадцать минут до съемок, сценарий читать не стал, просто попросил: вы говорите, куда мне идти и где останавливаться.
Они так и сделали: включают камеру и приказывают: иди туда! Стой! Смотри! Разворачивайся! Иди обратно!
Увлекательная, между прочим, работа. Главное, не упасть.
За два дня мы проехали сквозь Чечню и Дагестан.
Жена моя пишет смску: ты в Донецке?
«Нет, – пишу ей. – Еду из Грозного в Махачкалу».
Она говорит: ну да, по местам боевой славы отправился – скоро, милый муж, в России мест не останется, где ты не шлялся бы с автоматом наперевес.
В общем, походил я туда, походил сюда, побродил по любимому Пятигорску, купил магнитик с изображением Лермонтова, выпил нарзану и улетел назад, к своему батальону.
Так я попал в документалистику.
И вновь приходит письмо: Захар, так, мол, и так, хотим снять вас в кино.
Сложно, говорю, снять меня в кино, потому что где кино – и где я. Долго это всё и нервозатратно.
Нет, говорят, мы быстро, нам только два дня нужно, кино хоть и художественное, и роль у вас главная, но мы всё остальное снимем без вас, а вы просто будете ходить с места на место, и реплик у вас очень мало.
Ну, ладно, говорю, присылайте сценарий, буду в роль вживаться. Прислали мне сценарий, оказалось, что по сюжету я играю офицера армии Донецкой Народной Республики.
Жена мне пишет смску: чем ты там на этот раз занимаешься?
Пишу: вживаюсь в роль офицера армии Донецкой Народной Республики.
Она мне: ты год уже служишь, сколько можно вживаться.
Нет, говорю, это для кино надо.
Она мне только и написала: «Женя, Женя».
Потому что по паспорту я Евгений. Захар – это мой позывной, который стал литературным псевдонимом, а потом снова позывным.
Встретились мы со съёмочной группой, их было сто человек, и все они бегали вокруг с разными звуковыми, осветительными и ослепительными приборами.
Ко мне приставили сразу двух девушек, которые всё время носили мне чай, кофе и соки, что твои ординарцы.
Работали мы с восьми утра до полуночи, каждую сцену играли – для того, чтоб снять её с пяти разных ракурсов, – по десять раз.
Работу эту я возненавидел уже в первый день, тем более что я был невыспавшийся и уставший, и очень переживал о том, как там мой батальон без меня.