В кустах наверное подружка на гнезде сидит.
Дай-ка посмотрю…
Посмотрел…
Сидит…
Вернее, сидела…
Увидела меня, испуганно пискнула и улетела, сверкнув огненной шейкой.
В этот сезон пение соловья-красношейки я уже не слышал.
Пара сменила местообитание.
И не вернулась больше.
Шарообразное гнездо из стебельков и веточек сиротливо провисело все лето.
Осенние ветра скинули гнездо на землю.
Я поднял его. В нем все еще лежали птичьи яйца.
Только были необычно легкими.
Через аккуратные отверстия из них кто-то высосал содержимое.
Такое же отверстие на донышке гнезда.
Наверняка это отобедала землеройка.
Вот до чего может довести праздное любопытство.
Зеленый дятел обиделся
Последние годы от дятлов житья не было.
Целыми днями по простенкам стучали.
И маленькие острокрылые, размером с воробья.
И большие острокрылые, и пестрый дятел…
В народе примета есть: стучит в дом птица — горе жди.
И хотя в приметы мы не верили, горе не обошло дом.
У меня умерла мать. У жены — сестра.
Одним словом, невзлюбили мы дятлов.
Я даже хотел птичьи домики с деревьев поснимать, в которых некоторые из них гнездились. А их на приусадебном участке с полсотни висело.
Не успел.
Пришла зима, и забыл я о дятлах.
Но за зимой весна приходит.
И снова стук в оконный переплет: здрасьте, вот и мы!
Опять дятел.
На этот раз зеленый.
Бусинками любопытных глаз так и таращится на меня.
«Ох и достали вы меня, стукачи! Одни неприятности от вас».
Выскочил на улицу в чем был. Полено схватил — и в дятла…
Другого результата и быть не могло. Стекло звякнуло, дятел улетел. Только мелькнула в воздухе красная шапочка.
…А летом ремонт я затеял. Два десятка лет дом простоял. Это много для деревянного дома.
Вскрыл облицовку стен. Толь вскрыл, которым стены были прикрыты. Вскрыл и ужаснулся: дом-то сгнил.
Да еще вдобавок оказался изрешеченным муравьями.
Насекомые роем выпадали из полусгнивших брусьев.
Зря, оказывается, гнал я дятлов. Не с плохими вестями летели они к дому, а со срочным сообщением, с предупреждением: болен дом, ремонт требуется.
Не таю я больше зла на дятлов. Не гоню от дома.
Вновь замелькали стайки острогрудых птичек.
Застучал пестрый в макушке ели.
А зеленый, видимо, обиделся.
Улетел навсегда…
Разные мы
Люблю смотреть на сопки, когда на них опускается сумрак.
Зрелище завораживающее.
Смотришь, мультики в голове ни о чем крутишь — полная расслабуха…
А на этот раз расслабиться и не удалось.
Такой же сумрак…
Такие же завораживающие дали…
Но, сверлит что-то затылок, а что — не пойму.
Обернулся, — а метрах в трех от меня лиса стоит.
И, по-видимому, тоже сумеречными далями наслаждается.
Посмотрел на нее, а она дружелюбно хвостом замахала.
Совсем как собака.
Привет, мол…
А, старая знакомая!..
По весне я ее первый раз на территории лесничества встретил.
Турнул тогда.
Уж очень много о бешеных лисах писали.
А вдруг…
Далеко не ушла.
Семь курочек и петуха у соседей как ветром сдуло.
А если учесть то, что петуха-дублера соседи мне продали, для них визит рыжей бестии стал настоящей трагедией.
А потом уже, летом, когда я по распадкам свой скот искал, лиса эта не раз на меня выходила.
Всем нутром чувствовал, — не случайно.
Будто что-то сказать хотела, а может, познакомиться.
Сейчас ее не узнать.
Вылинявшая, округлившаяся, лоснящаяся…
Ну что тебе, подруга, надо?
Что преследуешь меня?
Шла бы ты своей дорогой.
Хвост у лисы слегка дрогнул.
Но с места так и не сдвинулась.
С досады закурил.
А сигарета в пачке последняя.
Скомкал пачку и швырнул в лису.
Попал прямо в нос.
Надо же!
Не обиделась.
Подкинула пачку игриво вверх.
Поймала…
Снова подкинула…
Потом начала по ней кататься, как бы приглашая меня к игре.
Ну ты даешь, подруга!
Так бешеные лисы себя не ведут.
Совсем очеловечилась.
Поняла, что не обижу ее.
С человеком общаться приходилось, и хозяин, наверняка, у нее был.
Росла среди людей, и к людям привыкла.
Наверняка что-то случилось, раз нового хозяина ищет.
И хочет, чтобы им я стал.
На прежнего, наверное, похож, раз так упорно преследует меня.