Команда: «По самолётам!». Взлёт, неизвестность. Что? Как? К чему? Страшно. Встреча с противником, бой вносит хоть какую-то ясность. Сверлит мозг мысль: «Если я его не убью, то он меня убьёт». И страх проходит, ты занят боем, но нервное напряжение остаётся. Но не даром есть пословица: «Человек – это такое животное, которое ко всему привыкает». Так со временем успокаиваешься и привыкаешь, но страх, пусть в меньшей мере, но всё-равно есть. Говорят: «Бесстрашный человек». Это человек, который преодолел стресс и решил действовать решительно.
Щенок – лётчик
Это было в 1946-м году, сразу после войны. Я перегонял самолёты Кинг – кобра из Красноярска в Вену. Это была трудная командировка, так как на каждом аэродроме приходилось сидеть от нескольких дней, до месяца. Это вынужденное безделье было очень утомительным. Один из лётчиков решил привезти из России щенка. Он приучил его сидеть на своём левом колене в кабине самолёта. Первое время щенок очень боялся, поговаривали, что пятился назад, шерсть дыбом. Но потом привык и, даже, когда пилот заводил двигатель, звонко лаял и плакал возле самолёта, что его не берут с собой. В итоге лётчик благополучно перевёз его в Вену.
Не знаешь, где можешь умереть
Декабрь 1946-го года, Австрия, местечко Фельс. Мы проводили тренировочные полёты. Летали звеном по маршруту над Чехословакией, потом проводили стрельбы по наземным целям из боевого оружия. Закончив стрельбу, в составе звена, в пилотажном строю следовали на аэродром. Вдруг, я почувствовал удар, и самолёт как конь встал на дыбы, т.е. изменил траекторию полёта на девяносто градусов. Я не растерялся, свалил самолёт влево на крыло и ушёл пол своего ведущего. Высота была четыреста метров, действовать нужно было энергично. Вывел самолёт из крена, перевёл его в горизонтальный полёт, встал на своё место. Осмотрелся, а четвёртого самолёта нет, это был лейтенант Лобохо.
При заходе на посадку, самолёт входит в планирование хорошо. При подходе к земле, выбираю ручку на себя, а она не идёт, рванул её, что-то там сзади хрустнуло, и я посадил самолёт. Зарулил на стоянку, мне Паша Романов, мой механик говорит:
– Командир, ты что в воздухе пни сшибал?
– Нет, а что?
– Почему половина стабилизатора загнута вниз?
Тут только я понял, что Лобохо ударил меня плоскостью своего крыла. По коже аж дрожь прошла, затем, испугался. Он выпрыгнул с парашютом, парашют раскрылся, но земля близко, а сильный ветер надувал купол парашюта словно парус. Купол потащил его по земле, а земля мёрзлая, пахота, борозды. Он ударился виском о мёрзлый ком, прожил после этого семь часов и умер, не приходя в сознание. Всю войну прошёл, остался жив, а тут нашёл смерть. Я вовремя принял грамотное решение, а то всё тоже для меня могло очень плохо закончиться.
Немного о моём механике Романове. Грамотный механик, заботился обо мне, как о собственном сыне. Я был гораздо младше его. Когда я прибыл на фронт на самолёте, который закрепили за мной, у него не было заднего бронестекла, только бронезаголовник. Я ему говорю:
– Паша, надо бы бронестекло установить.
– Будет, – отвечает.
Смотрю, через несколько дней, стоит бронестекло. Одевался он всегда, как инженер, всегда заправлен. Я спрашиваю его:
– Ты так хорошо одет, как же ты работаешь?
Он отвечает:
– Технику не трожь, она не подведёт.
Он, конечно, всё делал, что положено механику. В кабину посадит, парашют надеть поможет. Очень был заботливый. Приятно было иметь такого механика. Вообще, все техники и механики любили и уважали лётчиков, особенно во время войны, так как лётчики воевали, рискуя жизнью.
Нам не впервой
Вспомнился мне случай, происшедший в Калининграде в 1948-м году, происшедший в Калининграде. Старший лейтенант Иванов решил самолётом отправить жену в Ленинград. Я поехал в Калининград вместе с ними. Пошли провожать его жену. Лететь ей предстояло на По-2. Усадив в самолёт жену Иванова, увидели подходящего лётчика. На руках краги (перчатки), планшет чуть не волочится по земле, этим он хотел подчеркнуть, что он старый испытанный воздушный волк. Иванов говорит ему:
– Ты по внимательнее.
А тот в ответ: