А вокруг них, дряхлого старика и семилетней девочки Маришки, расцветала буйной зеленью иная вселенная, с лесистыми холмами, теплым солнышком и юной девушкой- красавицей, бодро спешащей по дороге навстречу приключениям и любви.
Маришка была уверенна, что в этой сказке, которая так плохо началась, обязательно был счастливый конец. Об этом она и сказала деду.
- Да-да, милая, так и было…
…Так все и было. Она ушла. И случилось это неожиданно и спокойно. Просто собрала вещи, детей, посмотрела на него пустым, равнодушным взглядом серебристо-серых глаз и ушла. Ничего не объясняя. Ничего не требуя. Ничего не прося. Он не сразу понял, что случилось. Поначалу даже успокаивал себя: куда она денется, вернется. Одумается, оклемается и вернется. Пропадет же без него, дуреха. Не пропала. И не вернулась…
- Много странствий и скитаний ждало впереди девушку, но ни одного не убоялась, каждое с улыбкой встречала, ни перед чем не отступала. И с каждым, кто встречался ей, была приветлива, мила, нежна, но и в обиду себя не давала. Коли требовалось, то и постоять за себя могла. Так молва о красоте, отваге и добром нраве странницы докатилась до соседнего королевства, в котором правил мудрый и добрый король. Он сам разыскал девушку, и так она по сердцу ему пришлась, что немедля свадьбу сыграли. И жили они долго и счастливо…
- И умерли они в один день. Папа! Мама!
Маришка сорвалась со стула и кинулась со всех ног в прихожую, где отчетливо стукнула входная дверь.
- А деда мне новую сказку рассказал!
Девчушка нетерпеливо прыгала, пытаясь повиснуть на отцовской шее, и щебетала-рассказывала, как они с дедом день провели.
- Папа, Вы снова Мариночке фантазиями голову забиваете?
В дверном проеме показалась невестка, Татьяна. Она стянула с головы шарф и с укором посмотрела на свекра.
- Да какие ж это фантазии, доченька, все быль, - развел старик руками и попытался подняться навстречу сыну. – Саша, сынок, помоги.
Вдвоем они дошли до комнаты, отведенной ему, и уставший даже от этого усилия, старик опустился на кровать.
Сын помог отцу улечься, поправил подушку и на мгновенье остановился у края постели.
- Сейчас Таня разогреет ужин и принесет тебе, папа.
- Саша…- остановил его старик, неожиданно схватив за рукав пиджака, - скажи мне…
Ему нужно было знать. Не догадываться, не понимать, не подозревать, а именно знать причину того, что сын, с которым он сам давно порвал отношения, и ни разу не попытался наладить, вновь появился в его жизни.
-Что папа?
- Почему ты забрал меня оттуда? Из Дома Престарелых?
Александр помедлил, вздохнул, посмотрел на отца таким родным и одновременно отстраненным взглядом серебристо-серых глаз и спокойно ответил:
- Мама попросила перед смертью, чтобы я позаботился о тебе. Сказала, что родителей не выбирают и мы, дети, должны проявить хоть каплю сострадания, если не можем их любить.
Отец выпустил край одежды и безвольно уронил ладонь на простыни; старческие, расслоившиеся ногти непроизвольно, в странной бессильной попытке выразить чувства их хозяина, царапали край белоснежного полотна.
Вот значит, как. Все простила. А ведь виделись они, после того, как она ушла, всего несколько раз. И каждая их встреча оканчивалась оскорблениями. Его в ее адрес.
Она не отвечала, каждый раз молча вставала, собирала детей, и уходила.
А он орал ей в след все, что мог только придумать, вспомнить, вообразить.
Он так и не смог простить ей этого необычного молчаливого ухода, странной, почти невыносимой сдержанности и равнодушия.
А она все забыла. Светлоокая и теперь такая далекая. Только она так умела посмотреть, будто все–все знала о нем.
Комната давно опустела. Погрузившись в свои мысли, старик не заметил, как ушел сын.
Он лежал на кровати, щуря подслеповатые глаза куда-то вдаль, вспоминая ему лишь одному известные истории прошлого (единственная утеха стариков) и временами тихонечко вздыхал.
По морщинистой щеке скатилась слезинка, полная горечи и сожалений о том, что уже никогда не вернешь и не исправишь.
Дверь тихонечко приотворилась, и в ее проеме показалось озорное личико внучки.
- Деда, а деда… Ну деда!
- А?.. – встрепенулся старик и повернулся к Маришке.
-А завтра, когда мама с папой уйдут, расскажешь про злодея?
Два апельсина
Таня в последний раз отжала тряпку и со стоном разогнула спину. Работа уборщицей не так легка, как кажется, а напарница заболела. И это значит, что работы ей предстояло в два раза больше. Наверное, придётся остаться без обеда, чтобы всё успеть. Она с вялой досадой пнула ведро, в котором плескалась мутная жижа. Такая же непроницаемо серая, как и её жизнь. Ладно, жалеть себя – не самое лучшее, чем можно заняться сейчас.