В один солнечный полдень я тестировал У. Дж. в его доме в Дауни. Я до сих пор помню, какое удовольствие ему доставил следующий тест. Я приготовил набор небольших деревянных брусков, из которых торчали гвоздики. Я ожидал с их помощью понять, сумеет ли У. Дж. отличить брусок с одним гвоздиком от бруска с несколькими гвоздиками. Я завязал ему глаза и начал давать бруски. Сначала я клал их в его правую руку, и тогда он легко их различал, а затем в левую. Задание было простым – сравнить бруски. Я давал У. Дж. один брусок, потом забирал его и клал в кучку к другим. Затем У. Дж. ощупывал их и старался найти среди них нужный. Выяснилось, что каждая рука способна справиться с этим простым заданием на сопоставление с образцом.
Впрочем, интереснее всего было то, что делала его левая рука (контролируемая правым полушарием), когда в нее вкладывали брусок с одним гвоздиком. У. Дж. поднимал его за шляпку гвоздя и вращал. Казалось, будто правое полушарие пациента красуется, показывая, как ловко оно управляет подконтрольной рукой, пусть и не может передавать информацию о свойствах объекта. Еще он посмеивался, совершая эти манипуляции. Создавалось ощущение, будто правое полушарие мозга У. Дж. – самостоятельная личность, наслаждающаяся моментом. Пожалуй, тогда я впервые осознал, что в нас постоянно присутствуют “два разума”. Помню, как я спросил У. Дж.: “Почему вы смеетесь?” Он ответил: “Не знаю. Наверное, что-то смешное лежит в моей левой руке”.
Ставил в тупик тот факт, что иногда У. Дж. верно называл предмет, который держал в левой руке. Как так получалось? За счет чего? Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы найти ответ, который сейчас кажется очевидным. Как говаривал Сперри: “Нет ничего проще, чем вчерашние решения”.
Разгадка крылась в том, чтобы вспомнить проводящие пути и двойное представление информации, о которых писали Роуз и Маунткасл: некоторые нервные волокна соматосенсорной системы не попадают в противоположную половину мозга. Они проходят ипсилатерально, то есть в полушарии, расположенном на той же стороне, где происходила стимуляция. Правда, было неясно, что эти волокна делают. В конце концов я придумал такой эксперимент, который позволил найти ответ на этот вопрос.
Я ограничил число объектов, которые надо идентифицировать, двумя – пластиковым треугольником и пластиковым шариком. Все, что от пациента с завязанными глазами требовалось сделать, – это сказать, какой из двух предметов я положил в его левую руку. После нескольких попыток У. Дж. стал каждый раз отвечать правильно. Как он это делал?
Представьте, что вам дали такое задание, но добавили еще одно требование: надеть плотную кожаную садовую перчатку. Моментально определить, что за предмет у вас в руке, не получится, так как перчатка исказит информацию об объекте и стереогностической информации сразу у вас не будет. Как вы сможете понять, что в руке? Вы быстро научитесь находить край объекта и сильно его сдавливать. Наличие или отсутствие информации – вот тот минимальный сигнал, который способны передать наши ипсилатеральные проводящие пути. У пациента с расщепленным мозгом левое (“говорящее”) полушарие, которому от правого не поступает никакой информации о форме объекта, быстро обучается различать предметы по принципу “чувствую край – не чувствую край” и затем делать вывод: если край есть, это треугольник, если же я ничего не чувствую, это шарик.
Именно это и делал У. Дж. Он перемещал объект в руке до тех пор, пока не мог сильно надавить большим пальцем на его край. Вот что запускало весь каскад событий, которые я только что описал. Подобное поведение стало одним из первых признаков того, что пациенты с расщепленным мозгом используют внешние самоподсказки, чтобы информацию, которая у них в мозге разъединена, частично собрать воедино. Под “внешними самоподсказками” я имею в виду действия, запущенные одним полушарием и воспринятые (через один или несколько типов ощущений) другим полушарием. Это, в свою очередь, позволяет другому полушарию инициировать подходящий ответ. Вы поражаетесь, когда видите это впервые.
Это простое, казалось бы, наблюдение выявляет серьезную проблему для тех из нас, кто пытается понять, как мозг работает. Как дальше станет понятно, многие исследователи считают, что мозг состоит из десятков, если не тысяч, модулей. Модуль – это локальная специализированная сеть нейронов, способная выполнять уникальные функции и адаптироваться либо эволюционировать в ответ на внешние требования. Модули работают независимо, но каким-то образом координируются, чтобы сообща формировать поведение. Представьте себе город с сотнями различных независимых организаций. Вместе они, однако, выполняют все, что нужно для того, чтобы город нормально функционировал и казался единым целым. Как все эти модули координируются, остается загадкой. С годами я понял, что один из механизмов, благодаря которым модули образуют единое целое, – это обмен подсказками, обычно вне сферы осознанного понимания. Самоподсказывание, происходящее в изолированном “говорящем” полушарии, имеет место всегда, и мы были свидетелями применения множества различных стратегий. В описанном выше случае мозг собирал простейшие тактильные подсказки, а затем эта информация сопоставлялась с ограниченным набором вариантов, состоявшим из двух предметов, для получения правильного ответа. Это лишь одна из стратегий.