Ствол винтовки идёт вверх и я делаю ещё один глоток колы. Она легко и быстро проваливается вниз. Мэтт спрашивает новичка, чего он хочет. Услышав голос Мэтта, тот вытягивается по стойке смирно и отрывисто отдает честь. По его словам, Капитан приказал уничтожить снайперское гнездо в конце следующей улицы. Мы с Мэттом смотрим друг на друга и пожимаем плечами. Какого чёрта?
Мы его вынесем…
Мы взрываем дом — разносим его на куски, а когда они выползают, пристреливаем их… Три трупа, и только в одном можно узнать человека. Остальные словно гамбургеры.
Вернувшись в лагерь, мы становимся в строй и стоим, пока Капитан говорит. Они знают, что мы в городе. По радио передают о кровавой расправе над солдатами и мирными жителями, устроенной неизвестным партизанским отрядом. Обе стороны единодушно осуждают эти зверства.
Обе стороны обвиняют друг друга. Мэтт не улыбается, но он никогда не улыбается, если только винтовка не бряцает у него на бедре. Тогда он улыбается мечтательно и отстранённо. Но он не теряет бдительности.
Капитан хвалит нас обоих, но в его голосе уже нет прежнего огня. В его голосе усталость, как и на его лице. Слишком много войн, слишком много не-войн… слишком много сражений. Это состояние гроги.
Неужели прошло всего пять лет с тех пор, как пришельцы впервые построили ракетную базу на Луне? Кажется, больше. Чем я занимался пять лет назад, до того, как записался добровольцем в армию нового типа? Я не помню, и почему-то это кажется не слишком важным. Важно лишь то, что пришельцы сидят там, наверху, и строят что-то большое и мерзкое на тёмной стороне Луны. Нельзя, чтобы люди узнали об этом, они точно запаникуют. Но когда мы будем готовы, мы отправимся туда и уничтожим их. А потом отправимся на поиски тех, кто их послал. А пока мы ведём все эти малые войны — не войны — чтобы подготовиться к большой. Учимся не просто убивать, а делать это мастерски. Один ребёнок стоит двух женщин, одна женщина — двух мужчин. Такова идеология Капитана. Пусть войны продолжаются как можно дольше, чтобы мы могли научиться жестокости. Мы должны защитить человечество.
Вы отлично справляетесь, — говорит Капитан, не глядя на нас, — продолжайте в том же духе, и вы получите шанс сразиться с пришельцами, а потом мы снова сможем вернуться к реальной жизни.
Конечно, — вежливо отвечаем мы, — конечно.
Он ещё что-то бормочет, но мы не слушаем. У меня перед глазами стоит тот самый момент и лицо мальчишки, когда я размазываю его кишки по стене. Я облизываю губы. Жаль, что у меня нет холодного пива. Или даже тёплой кока-колы.
Капитан наконец замолчал, мы отдали честь и разошлись. Он хотел как лучше, но он явно запутался. Смогут ли он и ему подобные осознать это? Война продолжается, как обычно, только теперь это трёхсторонняя война.
Имеет ли это значение? Нет. Мы снова пойдём убивать. Ощутим, как в наших руках бьётся винтовка, как содрогается земля от разрывов бомб, посмотрим на их лица, в момент осознания. Ребёнок стоит двух женщин; женщина стоит двух мужчин.
Да.
…
Это один из моих самых ранних рассказов, из тех, что появились в конце семидесятых, начале восьмидесятых, когда я только начинал. Этот рассказ был первым, который я написал и который действительно появился в печати, в Британском фэнзине Tangent.
Идея возникла у меня после просмотра новостного репортажа о восстании в одной из стран, где репортёр сказал, что он даже не может с уверенностью сказать, сколько сторон в этой войне. Это заставило меня задуматься о правительствах, которые могут решить ввязаться в войну ради своих целей. В тот момент я всё ещё развивал свой собственный голос, но я думаю, что эта история получилась.
Перевод — RP55 RP55
Человекоубийца
В глубинах, в своей гробнице, спит Человекоубийца. Вокруг многочисленных слоёв канувшего в воды камня вяло колышутся холодные воды, но его тело не бьёт дрожь. В ледяной темноте Убийца терпеливо ждёт того дня, когда его снова призовут и тогда он явит свою суть. Тьма внутри, тьма снаружи. Убийца видит кровавые сны….
Бранд одним лёгким движением вывернул клинок и изящно отступил в сторону, а его противник упал на колени, отчаянно зажимая алую рану на животе. Кровь просачивалась между пальцами и проливалась на грязный пол. Мужчина повалился вперёд и затих. Бранд слегка приподнял меч и окинул таверну небрежным взглядом, разглядывая враждебные лица. Убедившись, что вызовов не последует, он опустился на колени рядом с мертвецом и, сорвав шейный платок, вытер клинок. Суматоха в таверне возобновилась, когда он убрал меч в ножны и принялся методично обчищать труп.