— Гарри, жизнь в Дурмстранге вряд ли можно назвать сказкой. Это правда и я не хочу, чтобы у тебя были иллюзии на этот счет. Но иного выхода нет. Чтобы бороться с Тьмой, ты должен посмотреть Тьме в лицо. Только тогда ты победишь. Слышишь?
Гарри кивнул, сосредоточено сопит, не отводит взгляда. Для него сэр дедушка (как теперь называет Темного только в шутку) — бесспорный авторитет и просто не может быть не прав.
— Будь сильным, дорогуша. Помни, что все трудности — твой важный урок, необходимый для победы над врагом. Я буду посылать тебе весточки каждую неделю. Если будет совсем худо, вспоминай меня. Я здесь. Я сам пал во тьме, но я не дам и тебе стать ее жертвой.
— Хорошо, дедушка, — Гарри обнимает его крепко-крепко за плечи и целует в щеку, — я буду стараться. Очень.
И Темный чувствует, как любовь пленит каждую клетку его изношенного, раненого сердца.
****
Череда одиноких вечеров снова возвращается к нему, приходит в его древнюю обитель. Вечера наполнены тревогой и ожиданием. И надеждой. Ближе к ночи, когда луна сияющей звездою светит в окно, Румпель открывает ставни и, глядя на мириады звезд в вышине, загадывает лишь одно желание — чтобы Гарри поскорее вернулся к нему, а проклятый Темный Лорд сгинул. Он знает, что сделает все возможное и невозможное для этого.
А еще каждую ночь он желает Нилу сладких снов. И хочет верить, что сын его слышит.
========== 60. Зелена и Джокер ==========
— Ба-бах! — черный клоун взмахнул руками, описав полукруг, старательно выгнулся на тюремной скамье, как будто собирался нападать. — Один взмах твоим волшебным пальчиком и городишко взлетит в воздух. На кой-черт тебе я, красавица?
Рыжеволосая ведьма чувствует, как он заползает ей в голову, копается в мозгах, гуляет приказами по тонким сосудам. Трясет головой, отгоняя дьявола. Неприятное чувство.
Секунда — и она прямо смотрит в эти бездонные глаза, схожие с темной ночью. Одна из немногих — без боязни. Злая ведьма Запада. Избранная.
Сложив руки на груди со всей решимостью, на какую способна, Зелена подходит к решетке и прижимает подушечки ледяных пальцев к холодным прутьям. В руках волшебная палочка, что здесь, в реальном мире, не подействует, но Джокеру нравится предложенная игра, и Зелена играет.
Какая знакомая картина.
— О, очень ностальгически, — усмехнулась рыжеволосая бестия, — кажется, я уже проходила через что-то подобное. Правда, не с тобой.
— Я очень рад бы выслушать твои сентиментальные воспоминания, — Джокер неприятно щелкнул пальцами, высунул кончик языка и облизал неестественно яркие, точно пятна крови, губы, — да вот только уши вянут. А когда у меня вянут уши, ничего хорошего не жди. Так что, к делу.
— Тебе жизненно необходимо раскидать угрозы направо и налево? — изящно прикрыв рот маленькой ручкой, ведьма театрально зевает. — Очень банально.
— Ладно, — ублюдок склонил голову влево, шея треснула, точно на шарнирах, — обменялись комплиментами, признаю, достойно. Почему я?
— Лучшие должны быть с лучшими, — спокойно пожала плечами Зелена, — не иначе.
— А ты — лучшая? — Джокер щурится, как будто в камере вместо светодиодных ламп полуденное солнце, не без истеричности кидается на прутья решетки.
— Не сомневайся.
Он смотрит на нее взглядом хищника, что готовится к прыжку. Оглядывает. Присматривается. Зелена знает этот взгляд — оценивающий. Мужской.
— Даже не думай, — поджав губы, она качает головой, — из меня не выйдет влюбленной Арлекины.
— Я бы хотел попробовать, детка, — ядовито шипя, шепчет он, — вдруг что выйдет? Нечто… многообещающее? М?
Зелена с места не сдвинулась, все еще стоит, сложив на груди руки, старательно выгоняет его, настырного демона, из своей головы. Он дарит ей аплодисменты — один удар за другим. Отрывистые, эхом отдающиеся в ушах, скупые грозные овации.
— Браво, — язык, подобно змеиному жалу, вторгается в район верхней губы, облизывая ее, — красотка. Мне нравится, как ты противостоишь мне. Теперь даже интересно, сколько продержишься.
— Продержусь, не переживай. Теперь готов обсудить результаты нашего союза?
Он кивает — медленно, смакуя. Как бы нерешительно. Как бы приноравливаясь. Будто он знает что-то об осторожности.
— Готов.
— Отлично, — край губ Зелены дергается в бледном подобии улыбки, — половину города я уничтожу магией. Другая — за тобой. Можешь взорвать вместе с жителями. Или что ты там еще умеешь делать?
Непокорная дьяволица качает головой:
— И прекрати копаться у меня в голове, бесполезно.
— А я упрямый.
Она усмехнулась, вздернув голову. Поединок глазами, длящийся пару секунд, закончился ничьей. Его сложно обыграть. Зелена любит таких противников. Только таких и любит.
— А что я получу от участия в твоем дельце, крошка? — ухмылка его теперь превратилась в звериный оскал, глаза горят, как у бесноватого.
Зелена касается кончиками пальцев его рук и, приблизив лицо к решетке, шепчет ему в самые губы:
— Наслаждение. Настоящее наслаждение.
========== 61. Маргери Тирелл и Капитан Крюк ==========
Шумное бурное море для леди Роз не солью пахнет и не тягучие плавные песни поёт. Шумное море навеки ассоциируется с любовником, жарким, страстным и дрейфующим, точно корабль в бурю.
Она с ним познала радость блаженства и горечь расставания. Бурные ночи, сладкие, как молодое вино, навсегда в памяти отпечатались. Он целовал мощно, покрывал хрупкое тело укусами, будто съесть её хотел, кусочек её кожи навек в себе сохранить.
Когда он, уставший, навеселе, подошёл к ней, сидящей на берегу залива, одного только взгляда хватило, чтобы понять — это её мужчина. Нет, она, конечно, совсем не надеялась, что любовь их будет продолжаться вечно. Запретные сладостные встречи, в перерывах между благородными встречами и пиратскими походами проводимые, не оставляли даже хрупкой веры в вечное долго и счастливо.
Маргери не была наивным цветком, её юношескую невинность сорвали рано, растоптали и выбросили в пыль. Когда живёшь в столь грязном, мерзком и отвратительном мире, маленькой и тёплой ромашкою остаться нельзя. Бабуля, её единственный друг и верная помощница, сладкими сказками на ухо горькую правду по ночам шептала — мужчины глупы, крути ими, точно локонами на пальцах, но ни на что прекрасное не надейся, будут только и ждать возможности обмана.
Маргери думала, что никогда она не попадётся в ловушку. Мужское очарование её сердца не трогало, поверхностным увлечением, ненадолго, касалось души.
А потом непокорные волны принесли его — пирата, отчаянного капитана, заблудшего и заплутавшего. Она тонула в сладострастии его поцелуев, сдерживала дыхание, каждый удар сердца пропускала в мягкость пальцев. Маргери сладко обманывалась намерено, другого выхода не видела и видеть не желала. Целовала сладкую постель, сохранившую рисунок его тела, каждую чёрточку его запомнившую. Руками находила чувствительный бугорок, проклятье и благословение каждой женщины, пальцами дарила себе неземное наслаждение. Спала, погружаясь в круговорот любовной лихорадки, короткой и яркой, четыре месяца и восемь дней продлившейся.
Маргери обманулась и жестоко себя изранила. Душа резалась о шипы, которых роза Тиреллов никогда не боялась. Дурманящий аромат счастья юности и острые когти ума, заточенного на интригах, — ничто, по сравнению с памятью о его, неповторимом, дьявольски восхитительном, аромате.
Даже конечный продукт любовного акта, разливающийся на простынях, она помнила. Чертила по нему пальцами, вбирая в кожу, напрасно стараясь запомнить. Она была повержена морским бродягою. Она была им побеждена.
Четыре месяца и восемь дней, так мало, так чертовски мало срок, который почти никогда ничего не меняет. Четыре месяца страсти. Четыре месяца запретных восторгов. Четыре месяца и восемь дней, когда оба, проклятые и мрачные, порочные, точно забродившее вино, шалели от запретных чувств.