Они будут вместе.
И вместе станут править миром.
Вдвоем.
========== 97. Брюс Робертсон (“Грязь”) и Кевин Крамб (“Сплит”) ==========
— Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо, твою мать!
Я разбил зеркало. Порезал руку. Кровь алой нитью льется по пальцам. Хочется разнести всю квартиру в щепки к хренам собачьим.
Не понимаю, что делаю. Скорее, догадываюсь, чем осознаю, что сижу на стуле перед зеркалом, и реву навзрыд. Хочется нажраться в стельку и повеситься. Или бритвой по шее полоснуть и прекратить все это к черту.
Полгода. Пол гребанных сраных года я, как проклятый, упахивался на работе, забив на всю реальную, мать ее, жизнь за окном, даже на ее подобие, Все для того, чтобы поймать недоноска, убивающего маленьких девочек после их изнасилования, и вставить дуло пистолета ему в задницу. Пол сраных года я пахал, начхав на все на свете. Не потому, что мне очень нужно было гребанное повышение, а потому, что уродам и насильникам место в аду. В крайнем случае — на тюремной параше.
А сейчас, когда все стало ясно, когда нить расследования оборвалась, закончилась, и привела меня к преступнику, все, чего мне хочется — сдохнуть, затянув веревку на шее.
Я смотрю на преступника в зеркало. Он в ответ смотрит на меня. Взгляд у него борзый, темный, с поволокой, губы сложены в жесткую линию. Улыбка похожа на звериный оскал.
Это я. Я убил всех тех девчонок. Я насиловал их, прежде чем лишить жизни.
Гребанная сука-судьба. С детства моей мамаше говорили, что я вырасту долбанутым. С таким количеством наркоты и алкоголя, осевших у меня внутри, удивительно, как я вообще еще коньки не отбросил. И вот теперь выяснился еще один секрет, неведомый даже мне самому. Это я — мудозвон, которого нужно сгноить на тюремной параше. Это на моих руках чужая кровь, преступление потяжелее, чем набить кому-то рожу.
Есть ли выход из этой ситуации? Какой выход у подыхающих от рака? Или у подхвативших СПИД? Безнадежье. Обреченность. Смерть.
Я хочу сдохнуть — можно, как собака, под чьим-нибудь забором. В наказание за все, что совершил. Хотя, наверное, это слишком гуманно для такого урода. Лучше обречь себя на адовы муки и терпеть их, раз уж заставил гореть в аду других.
Я бы и дальше пялился на свое собственное — более темное, более реалистичное — отражение. Но голова гудит, раскалывается, рассыпается на осколки. Как будто в нее гвозди вгоняют. Чертово знакомое чувство. Я столько раз испытывал его раньше. Голова становится тяжелой, чугунной. В глазах двоится, все вокруг превращается в туман. А потом…
Я — не я. И вот он, моя другая часть, мое настоящее «я», моя истинная личность, ухмыльнувшись, говорит мне из зеркала — из своего мира:
— Доверься мне. Покажи миру, насколько мы могущественны.
========== 98. Александр Грейсон и Джим Мориарти ==========
Влечение к монстрам — это не правильно только, если ты сам не монстр.
Ненависть к монстрам — нормально, если ты сам не монстр.
Александр Грейсон — это фальшивка. Галантный кавалер и блистательный обольститель, по маской которого скрывается чудовище. Возможно, самое страшное из всех, что когда-нибудь носила земля.
Во-всяком случае, так он думал до того момента, пока не встретил Мориарти.
Влад Цепеш, некогда блистательный правитель, был предан Орденом, которому служил, и насильно обращен в монстра. Влад Цепеш стал жертвой в руках палачей. Несчастным созданием, загнанным в ловушку. Возможно, это было плохо и неправильно. Может быть, так действовать было нельзя. Или он просто нуждался в причине для оправдания своих ужасных поступков. Но кровь, что он пролил, получалось оправдывать. Сначала — необходимостью защиты от врагов, потом — местью им.
Какие оправдания жестокости были у Мориарти, Грейсон понятия не имел. Он даже представить себе не мог (до встречи с Мориарти), что обычный человек может быть настолько жесток, настолько беспринципен. Настолько безумен.
Джим Мориарти, вне сомнений, был самым чокнутым, самым избалованным, самым бесчеловечным человеком, из всех, кого только носила земля. Джим Мориарти был отвратительным. Ужасным.
На его фоне Александр Грейсон, старательно прячущий под этой личиной Дракулу, чувствовал себя невинным младенцем.
Он ненавидел Мориарти за то, что убивал для развлечения.
Что продумывал сложные шахматные партии для развлечения.
Что вел кровавую игру, получая от этого удовольствие.
Что позволил себе распоряжаться человеческой жизнью. Думал, что он Бог.
И за это же он обожал Мориарти. Порок, который был в Джиме, невозможно было не посчитать привлекательным. Его невозможно было не желать.
Сейчас, стоя у окна своего кабинета и наблюдая за монотонно бродящими по небу тучами, Александр Грейсон решил, что нет никакой разницы, насколько порочен тот, кто тебя привлекает, если все, что есть у тебя самого — это Тьма.
========== 99. Анна Болейн и Тирион Ланнистер ==========
Тириону не привыкать мысленно прощаться с жизнью. Его чуть не казнил отец, а вообще удивительно, что он выжил при рождении. Хотя, может быть, всем было бы легче, если бы умер.
А вот королеву Анну искренне жаль. Уж слишком благосклонна королева к своему шуту. Настолько, что не может сдержать счастливой улыбки при взгляде на него. Настолько, что громко и заразительно хохочет, когда шут рассказывает ей байки. Настолько, что одергивает дрожащую руку, каждый раз, когда он дарит ей церимониальный поцелуй.
Настолько, что об этом шепчутся между собой фрейлины, при королеве бессменно вежливые, за ее спиной — болото жаб.
Настолько, что птички нашептали об этом королю и он хмурит брови, терзаемый неразрешимой дилеммой: казнить ли одного шута или любимую супругу в придачу?
Тириону все равно. Он умирает. Умирает от любви. И это более мучительно, чем смерть от болезни или раны. Он теперь точно знает. Королева влечет его днем, когда на губах ее появляется чудесная улыбка, а темные глаза горят огнем. Королева сводит его с ума ночью, когда приходит во снах.
Все его мысли и помыслы заняты лишь Ее Величеством и это — самое прекрасное, но и самое пугающее чувство, что довелось ему когда-нибудь испытать.
Тирион умирает и предпочел бы сделать это рядом со своей избранницей.
А королева Анна мечтает о его поцелуях и ласках.
Но еще больше — о том, чтобы его не было. Совсем. Ни за что. Никогда.
*********
Мне придется убить тебя,
Ведь только так я буду знать точно,
что между нами ничего и никогда
уже не будет возможно.
========== 100. Эдвард Нигма и Джим Мориарти ==========
Есть люди, поющие как сонм ангелов.
Есть те, кто танцует так, точно рисует движениями саму жизнь.
Есть художники, воплощающие прекрасное и ужасное с такой силой и правдоподобностью, что нет отличия между действительностью и картиной.
А есть он — Загадочник.
Эдвард Нигма с детства обожает загадки. Каждый человек для него — головоломка, простая или не очень. Каждого нужно и хочется разгадать. И Эд делает это с удовольствием, порой (если загадка сложна) получая истинное наслаждение.
Сколько людей, самых разных, сложных и не очень, довелось узнать ему на жизненном пути? Все они для него были кодами (некоторые -сложными, четырехзначными), которых необходимо было расшифровать. Это был ритуал. Часть жизни, от которой не уйти. Часть его природы, может быть, часть тела даже, как рука, нога, ухо или сам разум.
И только Джеймс Мориарти остался загадкой нерешенной, тяжелой, манящей, как опиум-наркомана. Нигма и сам не понял, как стал зависим от него, и не смог бы даже точно сказать, когда именно это случилось. Но с тех пор, как он впервые увидел Мориарти в одном из мрачных кафе Готэма (черт его знает, что понадобилось криминальному гению в городе, где таких как он было все население разом), и (с ужасом, что скрывать) понял, что не может найти ключ к нему, ответить на вопрос о нем, понять, каков он есть, все в жизни пошло не так. Иначе. Опаснее. Безумнее. И увлекательнее.