8 декабря, суббота
У Мэдисон новая шубка, кажется, из каракуля. И правильно делает, что носит натуральный мех, что за мода пошла каких-то там животных защищать? Они бы еще волков в лесу подкармливали, гуманисты дебильные! Вот Мэдисон живет и не парится, не то, что моя бабуля-активистка. Монтгомери — огонь!
11 декабря, вторник
Караулила Мэдисон у входа в ночной клуб, где она тусовалась с друзьями. Охранник меня к ней не подпустил, зато Мэдди плюнула на меня. Конечно, случайно, когда кричала, что меня нужно изолировать от общества. Блин, неделю не буду теперь мыться! Мэдди такая крутая и классная, просто вау!
15 декабря, суббота
Бабуля считает, что я рехнулась на Мэдисон и угрожает показать меня какому-то доктору Уэйлу, психиатру. Так что, возможно, мне придется исчезнуть. И если это — конец моего дневника, то пусть он заканчивается главными словами — Мэдисон Монтгомери — супер-класс, она меня очень вдохновляет.
******************
Мэдисон закрыла дневник, вытянула ноги в кресле, почесала подбежавшую к ней собаку за ухом, и, довольно улыбаясь, закурила.
О да, уж что-то, а вдохновлять людей она всегда умела.
========== 106. Victoria Smurfit aka Деметра и Аид ==========
У Деметры льдистые глаза, боль в которых такая яркая, сильная, живая, что способна уничтожить все вокруг. У Деметры застывший взгляд, оглядывающийся назад, в прошлое, не видящий будущего. У Деметры сердце заливается слезами так, как не льют дожди холодной осенью.
Она не знает, какой сегодня день, не отличает день от ночи. Давно уже потеряла им счет. С тех пор, как Аид утащил ее дорогую дочь в свое мрачное царство ночи и смерти, Деметра только и делает, что горюет. Слезы, если уж начинают литься из ее глаз, так не останавливаются совсем. Деметра плачет, плачет, плачет — почти уже ослепла от горя, лицо опухло, привкус слез въелся в рот, разлился по горлу, затмил даже вкус амброзии, которую она так любит.
У Деметры руки холодные, словно лед, холоднее, чем земля, от ее страданий покрывшаяся толстым слоем снега. Ее жалеют все, и все бегут от нее, боясь захлебнуться в ее, материнских, страданиях. Деметра совсем одна, даже старая подруга Нюкта, укутывая ее своей темнотой, мрачной красой, не радует, не спасает. Нет материнскому сердцу покоя и утешения. Осталась только боль, бесконечная и тягучая. И некому Деметре о ней рассказать, и выкричать ее некуда — не выдержат небеса, разверзнутся.
Она каждый день приходит к темным чертогам мрачного царства Аида. Здесь изучила уже каждый закуток и каждое существо знает ее. Все шарахаются, завидев ее. Бегут, точно от прокаженной. Боятся ее горя. Страшатся его не выдержать, разлететься на куски, расколоться напополам, утонуть в нем, точно в глубоком темном море.
Деметре все равно. Ей давно уже плевать на то, какой ее видят другие, что о ней подумают. У нее теперь лишь одна забота, только одна мечта — горькая, несбыточная. Отчаянная.
Сегодня Аид великодушно решил принять ее. Сжалился. Смиловался над несчастной страдалицей, а может быть, движет им какой-то другой план. Например, отправить несчастную в свои мрачные чертоги да и запереть там навечно. А, может быть, в реку Лету сбросить. И не будет тогда ни следа от Деметры, ни останется и памяти — лишь горе. Тяжелая и тягучая боль.
Аид подходит к решетке, сторонясь, пропуская ее, приглашая войти. Но нет, ей вовсе не нужно его мрачное царство. Да и что она может? Насильно вырвать дочь из лап мучителя? О, как бы она хотела! Но разве есть у нее столько сил? Разве может она сделать это?
Деметре осталось лишь безвольной пташкой стучаться в закрытые двери, взлетать в надежде хотя бы увидеть любимую дочь, и падать, услышав холодное, мрачное: «Нет!»
— Зачем ты пришла? — спрашивает Аид, жестко сжав губы, готовясь отказать.
— Верни мне мою дочь, — Деметра касается пальцами холодной скалы, около которой стоит, точно мечтает сдвинуть ее с места своими страданиями, пристально, больно смотрит в ледяные глаза, — молю.
— Зачем? Персефона — владычица этих мест. Королева. И она счастлива.
— Она — моя дочь, — настаивает Деметра, горько вздыхая, — как можешь быть ты так жесток ко мне? Разве у тебя совсем нет сердца?
— Есть, — задумчиво кивает Аид, — и оно любит твою дочь. Потому я не отпущу ее.
— Я тоже люблю ее! — почти кричит, почти рыдая, Деметра. — Не отнимай у меня мое дитя!
Аид молчит. Смотрит на нее несколько минут, задумчиво, пытливо. Деметра знает этот взгляд. Так он глядит только когда принимает решения. И бесконечное равнодушие в его глазах уже сообщает о его ответе.
— Я теперь ее муж. Она принадлежит мне. Время, когда она была дочерью своей матери, закончилось. Оставь ее, Деметра, и иди с миром.
Деметра готовится возразить. Подается вперед, готовая бежать за братом. Но тот лишь усмехается, исчезая в синей дымке.
И снова Деметра остается одна, всеми покинутая.
Завтра она придет сюда снова. И послезавтра. И даже через год, если понадобится.
Счастье Аида не кончится, покуда в плену у него Персефона.
Муки Деметры продолжатся, покуда Персефона в плену.
========== 107. Тор, леди Сиф и Персей ==========
Они оба — неопалимые. Почти бог и бывшая валькирия. Сильная женщина и сильный мужчина.
У Персея в глазах столько боли, что не каждый выдержит — захлебнется. У леди Сиф глаза — два чертовских омута, где решимость воссоединилась с жаждой крови.
У Персея одна цель: выиграть войну ради мира. У Сиф цель другая, но не менее важная — держаться до конца.
Они оба не привыкли сдаваться, потому что знают, что умрут, стоит лишь подумать поднять белый флаг. Они могли бы стать поэтами, но судьба повела их по пути войны и сражений.
У Персея сердце, как говорят, окаменевшее. Судьба отщепенца, жестокая и злая, научила его не проявлять чувств. Стоит лишь раз дать им свободу — сам себя уничтожит в их смертоносном вихре, и все вокруг убьет.
У леди Сиф сердце такое же черное, как ныне ее волосы, угольное, пепельное. Оно горит, пылает, не утихает ни на минуту, ни на секунду не смягчает гнева и решимости. Ей все кажется, стоит допустить слабость, лишь на миг забыть о том, что давно уже из милой златокудрой девушки превратилась в воина, — ослабнет, зачахнет.
Говорят, сильной женщине нужен сильный мужчина. Говорят, сильный мужчина может восхищаться лишь женщиной, подобной себе.
Персей, сын Бога, и леди Сиф, могущественная воительница, объятая ореолом силы и грации, встретились однажды, чтобы больше не разлучаться.
Вместе они завоюют города, а непокорные — сотрут с лица земли. Два имени сольются в одно и враги будут трепетать, едва их услышав. Они сожгут, уничтожат, разрушат и построят заново. Новый мир, в котором слабости не будет места.
А пока что их дыхание жарко, чувства свежи и постель горяча. Ночью они сладострастные любовники, днем же — пожалуй, самые могущественные союзники, которых когда-либо носила Земля.
И этот союз благословлен небесами.
И враги их прокляты Дьяволом.
========== 108. Луна Лавгуд, Бриенна Тарт и Хагрид ==========
Ну подумаешь, всего лишь надрала зады парочке задиристых слизеринцев! Что в этом такого? Уж точно лучше, чем, если бы скурила все ингридиенты для будущего зелья профессора Снейпа. А ведь она точно знает — многие слизеринцы именно так и делают.
Хаффлпафф всегда считали факультетом третьесортным. Не преподаватели, конечно, а сами студенты. Думали, что, если ты учишься там, так ты обязательно какой-то никчемный клоун. Особенно часто таких можно было встретить среди слизеринцев. Бриенна научилась не просто не молчать, но и исправлять идеальные носы задир посредством меткого удара по ним кулаком. И вот, в очередной такой стычке, ей пришлось быть застигнутой. Как раз на том моменте, когда Драко, чтоб его гном-домовик съел, Малфой стонал от боли, пытаясь прикрыть кровоточащий нос рукой.