Гвен кивнула и… покраснела.
Да, и этого Освальд тоже не мог не замечать. Сложно не видеть влюбленных глаз, когда они смотрят на тебя.
И ему было даже искренне жаль, что у такой милой девушки нет никаких шансов завоевать его сердце. Он даже считал несправедливым, что гонится за призраком, не в силах ответить на чувства замечательной Гвен.
Но долго об этом Освальд думать не мог — боялся не вынести.
— Хорошо, тогда договорились, — кивнул он, — я выпишу вам премию на будущей неделе.
— Я… — начала было Гвен, но он перебил ее:
—… совершенно этого достойны. А теперь оставляю вас царствовать одну. Мне необходимо съездить кое-куда. Вернусь через два часа, если буду задерживаться, позвоню. Если кто будет звонить, говорите, что я перезвоню, как только вернусь. Но не раньше пяти вечера.
— Хорошо, мистер Кобблпот, — кивнула Гвен, — мне все ясно.
— Отлично.
Освальд надел плащ, взял зонтик, с которым не расставался даже в солнечную погоду, как сейчас, и вышел, тихо захлопнув дверь.
А Гвен еще некоторое время смотрела ему вслед, затем вернулась к исполнению своих обязанностей.
========== 118. Майкл Лэнгдон и Бонни Беннет ==========
В Лондоне разлилась Темза, грязная, пропахшая ядерным запахом машин и выхлопных газом. Люди падали прямо посреди улицы, задыхаясь от яда, что попадал в лёгкие, мгновенно их разъедая. Отрава слишком сильна для слабого организма обычного смертного.
На Сицилии проснулся вулкан и горячей лавой целовал своих несчастных, бесполезно кричащих о помощи, людей. Едкий пепел присыпал землю, сделав её седой, и седину эту уже, кажется, никогда не очистить.
Испанская почва трескалась, плиты ломились, люди ломали слабые конечности, кричали о помощи в пустоту. Жара поднималась от низин, атаковала небо, солнце, изнасилованное вспышками, слепило глаза. Дождя не было ровно полгода.
Франция тонула в водах Сены, всегда спокойной, а теперь — взбунтовавшейся. Маленькие улочки Парижа могли бы устроить соревнования с венецианскими улочками, да только вторых уже не существовало. Город масок и карнавалов превратился в кладбище, был погребен навечно и сотни живых мертвецов стонали в предсмертной агонии.
На бескрайних русских просторах медведи, озверевшие от ярости, рвали жалких сынов человека на куски, запивая реками крови пресное мясо. От соседней Украины остались лишь заброшенные степи, откуда люди, заламывая руки, бежали в высокие, пахнущие лесом и лавандой горы, и… оказались погребены под их плитами и осколками.
В Америке вместо солнца зияла чёрная дыра, лучше любых часов отчитывающая последние минуты до финала, последние секунды до конца. Истерический визг бестолково бегущей толпы людей, ломающих руки, посылающий друг друга в пекло, попадающий под колёса машин, создавали бессвязную какофонию звука, отвратительную для слуха, непереносимую и невыносимую.
Майкл Лэнгдон, сын Антихриста, в твёрдой руке зажимал песочные часы, песок почти уже достиг дна, едва показывая видимость присутствия.
Майкл Лэнгдон с Бонни Бэннет, потомственной ведьмы, своей зазнобы, жестоко-влюбленного взгляда не сводил, хищно губы пересохшие, кровавые облизывал, и шептал, с каждым словом делая шаг навстречу любимой жертве.
— Сдавайся, Бонни. У тебя нет выбора. Ты — моя.
Бонни Бэннет глотала слёзы, солёные, точно Мёртвое море, иссохшееся до последней капли позавчера, ломала пальцы до хруста, проклинала себя за бесполезность и беспомощность.
И одними губами прошептала.
— Да.
Дьявол победил. Как и всегда.
========== 119. Одиннадцатый Доктор и Люси Певэнси ==========
Люси весело смеялась, улыбалась во весь рост и крепко-крепко сжимала тёплую ладонь дворецкого со странным именем Доктор. Не могла до конца до сих пор поверить в своё счастье. Неужто кто-то, наконец, поверил, что Нарния, её прекрасные приключения, такие захватывающие, такие интересные, — настоящие? И теперь она, наконец, будет там не одна? Да ещё и в эту чудесную рождественскую пору, когда только вчера они собрались за семейным столом, а она живот набила сладостями? Хотелось радостно визжать от счастья, хотя она прекрасно знала, что воспитание леди запрещает подобное.
Люси была по-настоящему счастлива, чтобы сразу задать себе вопрос, почему это верный слуга отца ей поверил и изъявил желание поздравить жителей Нарнии с новым годом и праздниками, благодаря которым каждый верит в чудо и надеется на лучшее. А, когда эта мысль таки пришла в её взволнованную голову, она сильно сжала его пальцы в своих. Услышав хруст, извиняясь, посмотрела на него:
— Больно? Извини. Я не хотела. Случайно.
— Нет, не больно. Не волнуйся.
— Точно?
— Не больнее, чем когда меня ужалила оса, когда я с Цицероном по Риму гулял. О, это была ужасная боль, а ещё у меня нос распух. А на следующий день нужно было к королю Якову в Шотландию.
— Ну и выдумщик же ты, Доктор, — улыбнулась Люси. Никогда она не переставала удивляться, откуда столько чудесных выдумок в его голове живёт. Зато понятно, почему именно он поверил в Нарнию и согласился пойти туда с нею, — а, кстати, ты всё-таки какой Доктор? Ну там, хирург, глазник, психолог? А, может, кардиолог?
— Просто Доктор, — улыбнулся он, — меня так зовут. А ещё однажды, обещаю, ты увидишь, что в моей ТАРДИС гораздо интереснее, чем в твоём мистере Шкафе.
— Где-где?
— В моей Тардис, так я называю свой космический корабль. Я на неё путешествую.
— Доктор, — Люси недоверчиво сощурилась, — путешествуют в самолётах, на кораблях, на такси, во всяком случае, — какой космический корабль? Ты ещё скажи, машина времени.
— Именно так, — деловито кивнул Доктор, — и самолёт, и корабль, и автомобиль — всё это моя машина времени.
Люси шумно выдохнула. Нет, он всё же сумасшедший. И, что скрывать, именно это ей больше всего нравится. Ведь, по сути, каждый из нас должен иметь чудесно-сумасшедшего друга. Ей повезло.
Она, как обычно делала это, когда хотела навестить Нарнию, зажмурилась. А, открыв глаза, увидела пейзажи, от которых душа замирала и сердце билось быстро-быстро, точно шумный огромный водопад.
И, едва взору предстали знакомые пейзажи, убаюканные прекрасным снегом, что медленно падал с небесных верхушек, и прекрасные заснеженные верхушки гор. И Люси улыбалась, почти как едва ставшее на ноги дитя. Потому что — и она давно уже это поняла — только находясь в этой чудесной красоте, она была по-настоящему, восхитительно счастлива.
Доктор уже кормил с рук сухариком оленя, чьи ветвистые рога закрывали лёгкие тучи, снующие по небу.
— Дружочек, — он гладил животное по спине, — в следующий раз я привезу тебе рыбные палочки с заварным суфле.
— О, а что это? — оживленно спросила Люси. — Никогда раньше не пробовала.
— Я приготовлю, — затараторил чудной дворецкий, — вкуснотища, пальчики оближешь!
— Ладно.
Она погладила маленького олененка, что крутился под ногами, готовая поспорить, что он ей улыбается.
— Идём, Доктор. Здесь еще много что есть тебе показать.
И рассмеялась, увидев, как он ест снег. И тоже стала ловить ртом хлопья
========== 120. Артур Пендрагон и Мерлин ==========
Итак, снова новенький. И, конечно же, скромница-милашка. Они что, все одинаковые? Артур их за десять школьных лет человек под сотню видел и каждый, блин, стоило ему на пороге школы объявиться, представлялся весенним цветком. У Артура уже даже игра появилась любимая: угадать, сколько новичок в таком амплуа продержится.
Держались недолго. Дня два, три. Дольше всех продержалась Лотта Веербах, шведская принцесса, которая, впрочем, уже на пятый день смачно курила на заднем дворе, за стадионом. Ах нет, был, правда, еще один парнишка, внешне — религиозный, прямо Спаситель, но он уехал спустя неделю после того, как его директор застала в туалете, эм… получавшем удовольствие от нажатия нужных точек на теле и нежно стонавшем. И Артур готов был поклясться, что всю последнюю неделю своего пребывания в школе, он страдал болью в избитой отцовским ремнём пятой точке, которая, очевидно, так болела, что её бедняга-владелец сидел бокоса.