В грязи и в темноте (дело было в новолуние), не зная переулков, где укрыться, они бежали от преследователей, которые знали каждый выход, поэтому множество фивян было перебито. Те ворота, через которые вошли фивяне и которые одни только были открыты, запер кто-то из платеян, забив засов концом копья вместо шкворня, так что и здесь не было выхода. Гонимые по городу, некоторые из фивян взобрались на стену и оттуда бросились в ров, почти все разбившись; другим возле брошенных ворот какая-то женщина дала топор, и они, разрубив засов, тайком ушли, но лишь немногие, потому что это скоро было замечено; третьи, рассеявшись, погибли в различных частях города. Большинство же фивян, теснясь поближе друг к другу, попали в большое здание у самой городской стены, случайно открытые его двери приняв за выход из города. Увидав их там взаперти, платеяне стали совещаться, сжечь ли их тотчас, поджегши дом, или поступить как-нибудь иначе. Наконец, и эти фивяне, и все прочие, сколько их уцелело, блуждая по городу, сдались платеянам, предоставляя сделать с ними и с их оружием все, что угодно. Такова была участь фивян в Платее.
5. Остальные фивяне, которые должны были подоспеть всем войском еще ночью на случай неудачи первых вошедших в город, получили известие о случившемся в пути и потому спешили на помощь. Но от Фив до Платеи семьдесят стадиев, а выпавший ночью дождь замедлил движение фивян: река Асоп разлилась, и переправиться было нелегко. Двигаясь по дождю и с трудом переправившись через реку, фивяне прибыли слишком поздно, когда уже воины их частью были перебиты, а живые находились в плену. При известии о случившемся фивяне замыслили было напасть на тех из платеян, которые находились за городом (а там на полях были и люди и всякое добро, так как беда случилась неожиданно в мирное время); они рассчитывали при удаче удержать захваченных нлатеян как заложников за фивян, находившихся в городе, если кто еще остался там в живых. Таков был план фивян. Но пока они еще раздумывали, платеяне догадались, что может случиться нечто подобное, и, в страхе за тех, что были за городом, отправили к фивянам глашатая. Он объявил, что покушением на город во время перемирия фивяне совершили нечестие, и требовал не трогать тех, кто за городом; в противном случае, говорили платеяне, они умертвят фиванских пленников; если же фивяне уйдут обратно из их земли, то они им их выдадут. Так рассказывают фивяне и утверждают, что платеяне дали при этом клятвы. Сами же платеяне это отрицают: они не обещали выдать пленных немедленно, но лишь после переговоров, если они приведут к какому-либо соглашению, и клятвы они при этом не давали. Тогда фивяне, не причинив никакого вреда, ушли обратно с платейских полей; а платеяне поспешно перевезли в город свое добро и после этого тотчас перебили фивян. Пленников было сто восемьдесят человек, среди них — тот Евримах, с которым сносились предатели.
6. После этого платеяне в Афины отправили вестника, а фивянам, согласно уговору, выдали трупы, внутренние же свои дела устроили по своему усмотрению, применительно к обстановке. Лишь только афиняне получили весть о платейских событиях, они немедленно схватили всех беотян, какие случились в Аттике, а в Платею послали глашатая с приказанием не принимать никаких мер против пленных фивян, пока сами афиняне не примут о них решения. Они еще не знали, что те перебиты: первый вестник из Платеи был выслан при вступлении фивян в город, второй тотчас по их поражении и взятии в плен, а более вестей не было: пребывая в этом неведении, они и отправили глашатая, и лишь по прибытии он узнал, что фивяне умерщвлены. Тогда афиняне выступили в поход к Платее, подвезли припасов, оставили там гарнизон, а совсем негодное к войне население вместе с женщинами и детьми вывели из города.
7. Ввиду платейских событий и явного нарушения договоров афиняне начали готовиться к войне; готовились и лакедемоняне с союзниками, собираясь, те и другие, отправить посольства к персидскому царю[152] и в прочие места к варварам, от которых надеялись на помощь; заключали они и союзы с теми государствами, какие оставались вне их владычества. Лакедемоняне приказали сверх имевшихся кораблей соорудить двести в Италии и Сицилии тем городам, которые приняли их сторону, смотря по величине каждого города, так что общее число их кораблей должно было дойти до пятисот; они приказали также иметь наготове сколько нужно денег, вообще же держаться спокойно и, пока приготовления не кончены, даже допускать к себе поодиночке афинские корабли. Афиняне старались определить силы имеющихся союзников и отправляли посольства преимущественно окрест Пелопоннеса: в Керкиру, Кефаллению, Акарнанию, Закинф — они понимали, что если дружба здесь будет тверда, то берега Пелопоннеса откроются их оружию. 8. О меньшем не думали ни те, ни другие, все силы устремлялись лишь к войне; и это понятно: в начале спора всякий горяч, а тогда и в Пелопоннесе и в Афинах было много молодежи, которая по неопытности жадно хваталась за войну. И вся остальная Эллада была в напряжении перед схваткой двух первейших государств. Многие изречения ходили из уст в уста, многое вещали гадатели как в готовящихся к войне, так и в остальных государствах. К тому же незадолго перед этим на Делосе произошло землетрясение,
152
7.