обвинительное письмо против нее, он сказал: «Антипатр не понимает, что одна материнская слеза стирает тысячи таких писем».
Когда он увидел, что его сподвижники утопают в наслаждениях н образ жизни их становится просто противным (у теос-ца Гагнона сапоги были подбиты серебряными гвоздями; Леон-нату караваном верблюдов привозили для гимнастики песок из Египта; Филота заказал себе охотничьих тенет на 100 ста-диев длины; миррой натирались теперь в бане обильнее, чем раньше оливковым маслом, и держали при себе постельничих и массажистов), он стал ласково и разумно упрекать их: его ] удивляет, говорил ои, как можно после стольких тяжелейших \ испытаний забыть, что после победы спят слаще, чем после t поражения? Разве они не видят, сравнивая свою жизнь с ]1
жизнью персов, что любить наслаждения свойственно рабу, радоваться трудам — натуре царственной. «Может ли, — говорил он, — ходить за лошадью, чистить копье или шлем человек, отвыкший ухаживать за собственным телом?» «Или вы не знаете,— сказал он однажды, — что существо власти нашей — не делать того, что' делают подвластные нам». Сам он прилагал труды к трудам и в походах и на охоте и подвергался опасности, соревнуясь с другими. Посол из Лакедемона, присутствовавший при том, как он сразил большого льва, сказал: «Хорошо ты, царь, сражаешься за царскую власть с царем!» Сцену этой охоты Кратер послал в дар Дельфам; он заказал медные статуи льва, собак, царя, сражающегося со львом, и себя, спешащего ему на помощь. Одни из этих фигур сделал Лисипп, другие — Леохар.
Александр, упражняясь сам и побуждая к этому же других, подвергал себя опасностям доблести ради. Друзья же его, получив богатства и высокие звания, хотели жить в роскоши и безделье. Их тяготили странствия и походы; постепенно дошло до того, что они стали злословить царя и бранить его. Он относился к этому сначала спокойно, говоря, что это царский удел: слушать брань за оказанные милости. А между тем самые мелочи в его отношении к близким свидетельствовали о его большой к ним благосклонности и большом уважении. Я приведу лишь несколько примеров. Певкеста он укорял в письме, что, когда его погрыз медведь, он написал об этом другим, а ему ничего не сообщил. «Теперь по крайней мере, — писал Александр, — напиши, как ты себя чувствуешь и не бросил ли тебя на охоте кто из товарищей: их надо наказать». Гефе-стиону и его товарищам, которые отбыли по каким-то делам, он написал, что, в то время как они дразнили ихневмона, Кра
40
41
тер подвернулся под дротик Пердикки и был ранен в оба бедра. Когда Певкест поправился от какой-то болезни, царь написал благодарственное письмо его врачу Алексиппу. Увидев во сне, что Кратер болен, он и сам приносит за него какие-то жертвы и велит приносить их самому Кратеру. Он написал Павсанию, врачу, желавшему лечить Кратера чемерицей, письмо, в котором и выражал свое беспокойство, и давал советы, как пользоваться этим лекарством. Эфиальта и Кисса, первых, кто сообщил ему о бегстве Гарпала, он велел бросить в оковы как клеветников. Когда он отправлял на родину больных и старых солдат, то Эврилох, уроженец Эг, занес и себя в списки больных. Его уличили в том, что он совершенно здоров. Он признался тогда, что влюблен в Телеснппу и хочет сопровождать ее в ее путешествии к морю. Александр спросил у кого-то, что это за женщина, и услышал, что она свободная и гетера. «Я буду тебе товарищем в любви, Эврилох! — сказал царь.— Раз Телесиппа свободная, подумай о том, как нам —словами или подарками — убедить ее остаться».