Колдунья слышала, как вопли новорожденной возобновились с новой силой. Это уже были не те крики, которые издала Беллатриса в самые первые секунды своей жизни. Плача девочка будто обращалась к своей матери, не желавшей ее видеть.
-Жива, значит? — беззвучно, со звериной ненавистью, проговорила колдунья, отвечая на вопли дочери, которые стали ей особенно невыносимы. — Живи дальше…
Сон закрыл ей глаза вместе с разочарованием в жизни.
========== Часть 1. Глава 1 ==========
Прошло 17 лет
Это было именно такое лето, каким оно предстает в людских мечтах. Теплое, но не душное, солнечное, но не изнуряющее. Любая, даже самая грустная душа просилась на улицу, понежится под лучами золотого счастья.
Неспешно солнце катилось к горизонту, заливая все задорным, ослепительно желтым светом. Лучи прыгали по водной ряби, играясь, словно маленькие дети. Пробегали их тоненькие силуэты меж крон деревьев, сияли мазками в отражении лужиц. Тоненькие, кудрявые ивы склонялись своими лиственными косами к воде, в которой узором расцвели пурпурные водяные линии. Роившиеся над камышами комары, подгоняемые легким ветерком прятались в траве, а миниатюрные птицы мчались к далекому горизонту, черными точками пропадая в приближавшейся ночи. Облака завивались у самого горизонта, будто бы мечтая прикоснуться к нему, погреться и поиграть с яркими танцующими лучами дневного светила.
Но в один миг спокойная гладь озера перестала быть такой безмятежной. В нее, неизвестно откуда взявшись, полетел небольшой булыжник и тут же плюхнулся на дно. Птицы, плававшие неподалеку, суетливо уплыли в кусты, мошки, роившиеся над поверхностью воды, разлетелись кто куда. А с берега раздался задорный человеческий смех, который тут же умолк, внезапно и резко будто бы его выключили.
Казалось бы, в этом уголке природы, нет места человеку, но люди тут бывали. А точнее лишь только один человек, и кроме нее словно никому тут не было места. В самой тени большого дерева, у ствола, сидела девушка, которая сосредоточенно разглядывала окружавшую ее природу, улыбаясь. Смотря на облака, она заплетала свои длинные волосы в косу и болтала ногами. Чем дальше солнце пряталось за горизонт, тем шире на ее губах раскрывалась улыбка. Закончив приводить свои волосы в порядок, она поднялась с земли и достала из своего кармана прутик, которым несколько раз взмахнула. Эффектом, который произвел этот взмах, оказался появившиеся в воздухе круглый циферблат. Его девушка сжала в своей тонкой руке.
Когда солнце стало закатываться за горизонт все дальше и дальше, когда только оранжевая полоска оставалась на краю неба девушка стала взволнованной и будто бы даже напуганной. Она расхаживала туда-сюда все суетливее и суетливее с каждой минутой, часто поглядывала на часы, ходила взад вперед, румянились ее щеки.
Когда солнце село за горизонт окончательно, птичье пение умолкло, а насекомые разлетелись в никуда. Зажмурив глаза, девушка внезапно растворилась в воздухе. Можно было бы и подумать то, что ее тут и не было, все осталось, как и прежде — темнеть и замирать перед сном.
В лесной глуши, под самыми кронами старых заросших мраком деревьев, очень далеко от того дивного берега волшебным образом появилась та самая девушка. Практически не видя ничего перед собой, она направилась прямиком через густую растительность, деревья и кусты, к едва заметной в зарослях калитке, запиравшей за собой точно такой же густой и темный лес. Осторожно прикоснувшись к ручке, она потянула ее за себя и та без скрипа пропустила ее за ограду.
Темная тропа, извивалась по-змеиному между гигантских и древних дубов. Колючие кусты беспорядочно прорастали среди узкой тропы.
Старый из бурого кирпича дом, без каких-либо украшений на фасаде, показался девушке, когда она обогнула ветвистый, красный клен. На черной двери, в тени округлых кустов дикой сирени блестела серебряная ручка, а закрытые наглухо квадратные окна манили почему-то взглянуть внутрь. По крыше, от массивной трубы тонкой, кривой струйкой бежала ржавчина. Домишко был скорее похож на большой, аккуратный сарай, чем на чье-то постоянное жилье.
Под окнами и возле входа кусты дикого шиповника, колючего, но, тем не менее, благоухающего. Место, которое было парком при этом доме едва отличалось от заброшенной рощи. Сад простирался в бесконечный зеленый океан леса, в самую его глубь, в темноту оврагов и чащ, зарослей колючих кустарников, страха и в то же время свободы.
Девушка, которая по первому впечатлению должна была сторониться таких мест спешила вперед с томным волнением. Бесстрашно и хладнокровно, даже не оглядываясь, не спотыкаясь через шаг, на россыпи мшистых булыжников. Легкий хлопок ее наряда обтягивал худую фигуру под бюстом, а длинная синяя мантия прикрывала белый с мелким узором свободный подол платья. Спину она держала прямо, плечи, по которым рассыпались длинные черные кудри — ровно.
Наконец достигнув входной двери, она осторожно постучала дважды. Ей буквально в ту же минуту ответили:
-Войдите.
Девушка прошла в распахнувшуюся дверь и замерла на самом пороге.
-Добрый Вечер, Беллатриса.
Из кресла, стоявшего у противоположного окна, встал человек в темной мантии, в капюшоне, прятавшем его глаза. Покинув кресло, навстречу гостье он внимательно посмотрел на девушку.
Немногочисленные свечи, освещавшие бледное лицо хозяина дома, показали его во всех чертах. Непроницаемой холодности темные глаза оглядывали широкую залу и пришедшую девушку с гордостью во взоре. Его взгляд и лицо, с слегка вздернутым вверх подбородком говорили, что на это непоколебимое могущество он имеет полное право. А еще то, что никто в его жизни не смел и не жаждал с ним об этом спорить. Величие и сила — эти слова приходили на ум многим, кто вглядывался в его глаза, любовался его хорошо сложенной, худой фигурой в темной мантии. В его внешности была особая красота, недоступная пониманию и осязанию каждого смертного с примитивным вкусом. И дело тут было не только в правильных в пропорциях лица, которые, казалось бы, ничем особенным не блещут, не в длине и не форме прямого носа или широкого лба. Все дело было во взгляде этого человека и еще в тонких, розоватых губах, которые с потрясающей четкостью и живостью выражали каждую мысль этого человека, эмоции которого, казалось бы, невозможно угадать и тем более предугадать.
-Мой Повелитель… — прошептала девушка и упала на колени. В ее глазах сияло и рвалось наружу истинное восхищение и благоговение перед этим человеком. Упав к его ногам, она почтенно поцеловала кончик мантии, сжав его в тонких пальцах, а он в ответ отстраненно проговорил:
-Еще бы пара минут, и ты бы опоздала, Беллатриса.
Беллатриса, которая будто заколдованная смотрела на него своими волоокими карими глазами залилась яркой краской смущения и потупила взгляд.
-Конечно, я помню о том, что ты никогда не опаздывала на наши встречи. Но если бы ты сегодня опоздала, то это было бы непростительно. Даже не смотря на твое прошлое прилежание.
Она снова посмотрела на него с искренней виной во взоре, но он отвернулся. Его взмах руки обозначал то, что можно подниматься с колен на ноги. Девушка знала об этом и понимала, что прощена. Она послушно выпрямилась и, замирая от любопытства, стала слушать мужчину.
-Сегодня у нас будет не совсем обычный урок. Тебе ничего не надо делать, кроме как пройти одно испытание.
Девушка изумленно вытаращила свои огромные глаза. Смотря на него она со стыдом думала, что совсем не понимает, его задумку. Ее боязнь показаться слишком глупой ее очень пугала.
-А что за испытание я должна пройти, мой Повелитель? — прошептала Беллатриса, снова краснея.
Он извлек из кармана брюк волшебную палочку и начертил в воздухе круг. Из него вылетело еще парочка вспыхнувших огнем крошечных свечей.
-Ты этого добивалась весь этот год, что я обучал тебя. — Намекнул он. — Сегодня ты получишь черную метку. Прошло достаточно времени, чтобы ты смогла стать Пожирателем Смерти.
Можно сказать недобрым тоном своих слов он поздравил девушку с очень важным достижением. Беллатриса почувствовала, как ее внутренний фейерверк разрывается восторженными залпами цветастых вспышек радости, улыбнулась (и вовсе не про себя и вовсе не сдержанно счастливо!). В противоположность своему внутреннему состоянию она сдержанно кивнула и пылко поцеловала его мантию, проронив слова слишком эмоционально: