А с пониженным РОЭ потом разобрались средствами народной медицины. Пару недель брусничные морсы попил – и вскоре уже осваивался в яслях.
К барскому столу
С детским садом было связано несколько историй, одну из них напомнил недавний скандал:
в июне 2012-го года на питерском международном экономическом форуме ради увеселения очень важных гостей соорудили живые скульптуры из детишек дошкольного возраста. Народ, естественно, возмутился. В защиту устроителей этого идиотского перформанса выступила г-жа Агапитова, которая по статусу должна защищать интересы детей. Затем еще защитники подтянулись. Общий тон защиты: затея имеет сомнительное культурное значение, но детишек никто не мучал, они тихо сидели на табуреточках, дули на водичку и их самих "это все прикалывало".
Дело было весной тысяча левятьсот семьдесят пятого года. А именно – 22 апреля, когда все "прогрессивное человечество торжественно отмечало сто пятую годовщину со дня рождения вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина". Мне в ту пору аккурат пять лет было. Очередная пятидневка в надоевшем уже детском садике. Кто не знает, что такое пятидневка: это когда тебя в понедельник утром сдают в садик на ответственное хранение, а забирают в пятницу вечером.
Поскольку садик ведомственный, Октябрьской железной дороги, матушку заранее предупредили: будет праздничное мероприятие, нужно с Сережей парадную форму оставить. Белая рубашечка, черные шортики, белые носочки. Что матушка и сделала...
После тихого часа группу обрядили в парадную униформу, сверху набросили пальтишки и загрузили в автобус. Привезли на большую площадь, посреди которой стоял большой дядька в плаще. Вокруг куча народу, пионеры в красных галстуках с цветами. Нам тоже вручили по красной гвоздике и выстроили перед пионерами. Предварительно сняв пальтишки.
Представляете себе картину маслом? Два десятка дошколят, в рубашечках и коротких штанишках, в летней обуви. В апреле месяце.
В это время матушка по каким-то причинам приехала в детский сад. То ли она отгулы взяла, то ли по состоянию здоровья, не помню уже. Просто факт: выдалась возможность побыть дома вместе. Приходит мама в группу, а там пусто. Матушка первым делом метнулась к шкафчику с вишенкой, где мои шмотки лежали. Все теплые вещи на месте, кроме пальто. И ребенка нет.
Что там было и какими словами матушка крыла весь персонал детского сада, я не знаю. Матушка не рассказывала.
Сколько времени мы торчали на этой площади с цветочками, не знаю. Помню только, что сначала весь покрылся гусиной кожей и было очень скучно. Потом вдруг сильно захотел в туалет. Тетеньки-воспитательницы нам иногда разрешали попрыгать. Потом велели добежать до статуи большого дядьки и положить цветы. Стало тепло и весело. После этого нас сразу загрузили в автобус и повезли обратно в детский сад. Где меня встретила чем-то очень расстроенная мама.
Всю дорогу домой я рассказывал маме как было интересно ехать на автобусе и бежать с цветочком к статуе. Мама почему-то хмурилась и не понимала моего восторга.
А потом я заболел. Сильнейшая простуда обернулась очередным воспалением легких.
Где я живу
В Интернете набрел на сообщество "Ленинград в Петербурге" и зацепился глазом вот за эту фотографию:
Кажется, это последний уцелевший указатель, сейчас их на современные заменили. А раньше такие указатели стояли на границе города. Один из них был недалеко от платформы "Петрославянка", буквально в нескольких шагах от дома, где мы тогда жили. Формальный адрес я еще не выучил и когда воспитательница детского сада спросил "Сережа, где ты живешь?", бодро ответил "Я живу, где большими буквами написано ЛЕНИНГРАД!". В детском саду пустили слух, будто мы ночуем на Московском вокзале...
Белы Куна, 8
Много лет матушка работала на железной дороге. Там с отцом моим познакомилась, меня соорудили. Долгое время мотались по общежитиям, потом дали комнатку в одноэтажном деревянном доме, у железнодорожного разъезда станции Петрославянка. Эти четыре домика и по сей день стоят. Типичное деревенское жилье: каждый дом разбит на две половинки, в каждой половинке по две комнаты и кухне. Отопление печное, на зиму выделялось энное количество кубометров шпал вместо дров. Вода из колонки, удобства во дворе, газ привозной... В общем, жить можно, вот только дома наши располагались в непосредственной близости от железной дороги. Хоть и талдычили нам взрослые, что от рельс нужно держаться подальше – все равно ведь лезли. А тут еще подошло время мне в школу идти. Школа в поселке по другую сторону железнодорожных путей, черт знает сколько верст пешкодралом. Ни надземного, ни подземного перехода там нет до сих пор, поэтому вероятность попадания малолетнего балбеса под поезд довольно большая. Так что матушка начала искать работу, где и жилье дадут, и школа поблизости будет.
Кто уж ей насоветовал пойти в дворники – не знаю. Но в один прекрасный день мы из Славянки переехали в девятиэтажку на улице Белы Куна. Было это весной семьдесят седьмого. Кто читал повесть Крапивина "Бронзовый мальчик", тот должен помнить ощущения Кинтеля после переезда в новую квартиру. Тонкие стены, над головой кто-то ходит, за окном машины носятся...
Привык, освоился. Осенью пошел в школу, не без приключений – аккурат в конце августа крепко простудился и месяц провалялся дома. Так что учебный год начался с октября.
Беда шарахнула в начале семьдесят девятого. Очередная простуда обернулась тяжелым воспалением, которое районная врачиха в упор не хотела замечать. Раза три меня выписывали в школу с температурой под 39. Из школы несколько раз заявлялась делегация, грозившая отчислить за прогулы. Матушка с ног сбилась, разрываясь между работой и мной. А я ослаб уже до такой степени, что самостоятельно до туалета дойти не мог.
Выручила мать моего тогдашнего друга, Андрюшки Сафронова. Людмила Степановна, царство ей небесное, под свою ответственность забрала меня к себе, в педиатрическое отделение больницы. Название не знаю, помню, что рядом с Волковым кладбищем. Провалялся я там ровно два месяца. Выяснилось, что у меня запущенный гайморит и, если бы еще чуток потянули резину, то или на тот свет, или в психоневрологический интернат, пациентом. Слава Богу, обошлось...
А Людмила Степановна Сафронова спустя год умерла от рака крови. Я все чаще думаю, что моя жизнь куплена ценой ее смерти...
Тем временем у матушки начались проблемы на работе. Несколько раз всю бригаду лишали премии, полностью или частично. Просто так, без объяснения причин. Несколько человек, включая маманю, накатали жалобы в профком. Устроили собрание, на котором авторам жалоб приписали все смертные грехи, от пьянства на работе до прогулов. Стадо, именуемое трудовым коллективом, промычало... Извините, проголосовало за решение профкома – строгий выговор с занесением в трудовую. Стало ясно, что спокойно работать не дадут, нужно искать другую работу. В это время в школу и детскую комнату милиции пришла пачка анонимок, где в самых ярких тонах расписывалось, что мать алкоголичка, что я без присмотра болтаюсь целыми днями по дворам и прогуливаю школу. Благодаря этим анонимкам у моей матушки случился первый инфаркт. Было ей тогда тридцать шесть лет.