— Кастетом ударил! — сказал один из тарасовских.
Тарасовские обыскали Саньку, всего ощупали, даже рубаху подняли. Примолкли и артиллерийские: не могли они допустить такого позора, чтобы кто-то из них в товарищеской драке орудовал кастетом, потому что кастет — это смертоубийство, а не драка. Все замерло, только галки, сорвавшиеся с деревьев, орали. И даже Славка, ближайший Санькин друг, потупился.
Один из тарасовских, стоявший поодаль, наклонился и что-то поднял с земли. Подошел с выпачканным землею еще неясным предметом в руке и выставил напоказ.
— Вот он — кастет!
Все напряглись в толпе, и казалось, Саньке не миновать жестокого суда.
Вова поймал затравленный Санькин взгляд и впервые возненавидел улицу, без которой до этой поры не мог помыслить дня своей жизни, и драки возненавидел, и тех, кто сейчас станет бить Саньку, беззащитного…
— Не было, не было у меня кастета! — взмолился Санька, прижимая ладонь к груди, обнажившейся сквозь порванную рубашку. Никогда еще он не был так жалок — ладный, веселый Санька.
— Дай сюда! — сказал Алешка. И начал вертеть кастет перед глазами. Одиннадцатилетний Алексей считался ни маленьким, ни большим, однако он на всех, повысил голос и прокричал уверенно: — Этот кастет не меньше месяца на земле пролежал, к нему грязь присохла. И Санька не мог так далеко бросить, кто-нибудь увидел бы.
— Еще бы, брат за брата! — раздалось со стороны тарасовских.
— Ведь ты бы не устоял… — сказал Славка раненому.
Тот обвел взглядом артиллерийских — каждый съеживался под этим взглядом, — вновь остановил его на Саньке… и Вовка внезапно закричал:
— Атас, казаки!
По набережной зацокало, загрохотало. За конскими гривами и хвостами не сразу можно было разглядеть толпу новобранцев. Те двигались нестройно, вяло, да и казаки лениво раскачивались в седлах, наблюдая лишь для порядка. Не так шли в четырнадцатом году, в начале войны: бойко шли, с песнями, румяные, хмельные. Думали: ненадолго идут, замахивались на витрины немецких магазинов… Надоела война горше горького, и только дети еще играли в войну. В войну да в казаки-разбойники…
Споры смолкли, раненому что-то там приложили ко лбу, и бродячие компании разошлись в разные стороны. Но Саня был угрюм и, лишь пройдя квартал, поднял голову, посмотрел на своих.
— Верьте, ребята, никогда я не ходил с кастетом. Вы сами знаете…
— Знаем, — ответил Слава Бельский.
— Черт меня дернул схватиться с ним, — сокрушенно сказал Саня.
Он давно снискал уважение улицы, и не только потому, что считался силачом. За последний год у Саньки появилось много книг и журналов, которые ему натаскали друзья по реальному училищу из более обеспеченных семей.
— Брось ты об этом думать! — сказал Слава, тяготясь Санькиным унынием. И если у кого были сомнения, то они рассеялись.
На углу к гуляевской компании пристал Вовин приятель Вася Рукавишников. Он шел понуро. Проходя мимо деревянного домишки, где жил Вася, мальчики услышали плач.
— Васька! Это у вас!
Плакали в голос.
— У нас, — глухо ответил Вася.
Они не стали расспрашивать. У Васьки старший брат был на войне. Если так плачут, с завыванием, значит похоронная пришла.
Зато в доме, что стоял на краю Артиллерийской, из квартиры, где жил Славка с хромым братом Мишей и матерью, доносились крики пьяного веселья. Слава опустил голову. Это его мать пировала с гостями. Видно, ей надоело быть солдаткой, вот и шлялись к ним посторонние. А один и вовсе расположился в доме как хозяин. Водка была властями запрещена, питейные заведения в городе закрылись, а этот где-то доставал хмельное. Глупое, крикливое веселье.
Слава нехотя повернул к дому. Саня остановил его, сказал:
— Если хочешь, пойдем к нам.
— Нет, — ответил Слава, — не хочу Мишку одного с ними оставлять. — Слава был Санин ровесник, а Миша годами двумя младше. — Вот вернется отец… — прибавил Слава. — Перед ребятами стыдно.
— А чего тебе стыдиться? — сказал Саня. — Не твоя вина…
В воротах появился на костылях Миша.
Компания проследовала дальше. Слава, а за ним Вова с Васей пошли Мише навстречу.
…В воздухе лежали густые сумерки, когда Вова подходил к дому. Но он приметил в переулке, что начинался против дома, длинные тени. Присмотрелся. Узнал того, который час или два назад дрался с Саней. И еще троих с Тарасовской улицы. А с ними какие-то неизвестные… Значит, побитый привел их и они ждали: вот Санька выйдет на улицу… Или собирались выманить его?
Вова скользнул в калитку. Семья была в сборе, за столом. Илья крикнул с места: