Едут и везут, говоришь?»
«Едут и везут».
«Где мы не доглядели?»
«От нас не зависит, Елисафета»
«Пробовали не платить за товары заморские?»
«Пробовали.
Купцы даром все отдают.
Лишь бы остаться в Норде и пожить подольше.
Все гостиные дома и комнаты заняты.
Народ и простые рыбаки свои халупы сдают по три золотых сольдо за ночь».
«Благо моему народу».
«Не понимаю в зимнюю стужу.
Заморские купцы холодов боятся».
«Купцы отогреваются в балагане и тавернах.
Говорят – так даже веселее, когда на улице снег, а в доме все горит».
«Горит у них.
Беспорядки от заморских гостей, наверное».
«Нет, Елисафета.
Никаких беспорядков.
Наоборот, они свою стражу выставляют, чтобы никто не бесчинствовал».
«Ничего не поделаем, — Елисафета засмеялась. – Если так прекрасен и заманчив Норд, то пусть едут.
Рыбы на всех хватит?»
«Рыба, словно сошла с ума.
Так и прет на берег косяками.
Не успеваем собирать корзинами.
Видно, что и рыбе любопытно Норд посмотреть».
«А наши купцы как?»
«Наши купцы плачут.
Говорят, что все свои товары распродали задорого.
Заморских товаров накупили.
Теперь с заморскими товарами надо уезжать из Норда и продавать их.
Но и наши не хотят из Норда отправляться.
Дома-то лучше».
«Наших купцов жалко», — Достойная Елисафета покачала очаровательной головкой.
«Жалко купцов.
Страдают они.
При Луиджи купцы страдали от нищеты, поборов и побоев.
При тебе, Елисафета, страдают от избытка».
«Может быть, ураган снесет в море корабли заморских гостей?»
«Погода, как назло, выдалась спокойная и ласковая.
Гости нагишом в море прыгают с кораблей, купаются, плещутся, фыркают».
«Опять начнутся трудности с подсчетом денег в казну, — Елисафета веселилась, как ранняя птичка. – Итак, уже золото складывать некуда.
Хоть второй дворец из золота построить…
Считать придется деньги с утра до ночи.
А танцевать когда?
А веселиться с подружками в купальне?»
«Трудно тебе, Достойная Елисафета».
«Не трудно, а – легко.
На душе легко и на сердце.
Послушай, Бертрана, как бьется в восторге мое сердечко.
Стучит, вырывается, хочет быть ближе к Норду».
«Слышу, как стучит твое сердечко, Елисафета, — камергерша приложила ухо к груди Елисафеты. – Очень даже стучит».
«Слишком хорошо мы при королеве Елисафете живем, — купец Ганс отдышался в плетёном кресле.
Кресло едва удерживала огромную фигуру купца. – Даже страшно хорошо живем.
Жиром покрылись, как тюлени».
«При короле Луиджи мы жили намного беднее, поэтому худые были, — купец Парнас отдувался.
По весу он был не меньше купца Ганса. – Луиджи держал нас в страхе и в поборах.
Последнее отнимал, поэтому мы кое-как перебивались на спрятанном.
Прозрачные были от голода и от постоянных палок Луиджи.
Зато бегали быстро и дышать могли.
Сейчас, пожалуй, я без помощи рабов с кресла не поднимусь.
Хоть на мясо меня сдавай».
«Может быть, того? – Купец Ганс доверчиво наклонился к собеседнику. – Ухудшим наше положение?»
«Как мы ухудшим?
Обеднеть не можем.
Заморские купцы несут и даром в наши амбары товары скидывают.
Упрашивают, чтобы мы бесплатно приняли.
Даже, если бы мы обеднели чудесным образом, то Достойная Елисафета нас не оставит.
Сразу помощь организует, денег пришлет столько, сколько надо и даже больше».
«А, если мы ее – того?»