Через пару минут Мэй, Шелли и Достойная Елисафета вернулись в жаркую купальню.
«Мы Стокману вчера сказали, что будем париться по-самоедски, — княгиня Шелли хихикала. — Он же назвал наше занятие озорством и даже хуже – блудом.
Сказал бы он подобное самоедам.
Они бы его живьем съели».
«Теперь хлещем друг дружку», — Достойной Елисафете затея понравилась.
Снова поднялся визг.
Девушки хлестали, дурачились, развлекались.
Затем все вместе выбежали из хижины.
Растирались снегом.
Растирали друг дружку.
Хохотали до звона.
«Что обо мне охотники скажут, когда вас голыми видели, что вы из моего дома выскакивали в снег?» — Стокман прятал глаза от Ассоль.
Девушки после купальни разгорячённые присели к столу.
С удовольствием пили ароматный напиток.
«Охотники позавидуют тебе, Стокман, — Ассоль села на колени охотника. - Девять голых девушек красавиц почтили своим присутствием твое скромнее жилище.
И еще, Стокман», — Ассоль чуть отстранилась от охотника.
Но с его коленей не слезла.
«Что еще?» — охотник вздрогнул.
«Если я стану твоей женой… когда-нибудь… то я тоже буду так париться дубовыми ветками.
Ты меня станешь хлестать.
А потом – я тебя.
Так что привыкай, учись».
«Баловство все», — Стокман покраснел и опустил голову к чашке.
Девушки засмеялись.
Открылась дверь.
«Стокман, мы к тебе посмотреть зашли, — три ходока не скрывали глупых улыбок. — Ночью из твоей хижины фея вылетела голая.
По снегу бегала.
Мы думали, что те, кто к тебе ходит, ведут себя смирно.
Но ты из своего дома сделал балаган».
«Не твое дело, Керенский, — охотник буркнул. — У меня все спокойно и благородно.
Не наводи свои порядки.
Хотят девки голые от меня бегать – пусть веселятся».
«Мы не против, мы только – за», — ходоки переминались с ноги на ногу.
«Что у Стокмана опять?» — послышались любопытные голоса.
«Известно, что у Стокмана – голые девки».
«Девкиии?»
«Да, они.
И с ними королева наша обожаемая.
И ее фаворитка».
«Мы - девки?» — фаворитка звонко крикнула.
«Озорницы вы веселые», — раздалось одобрительное.
«Ко мне посол курляндский приставал вчера», — довольный голос какой-то женщины показывал, что она не жалуется, а хвастается.
«Посла в проруби искупать и на галеру отправить», — кто-то посоветовал.
«О, неееет, — Ингеборга пропищала. — Если каждому послу бока бить и в проруби купать послов, то слава о Норде пойдет плохая.
И что дурного, что мужчина к женщине пристает».
«Характер у меня», — женщина за спинами ходоков произнесла гордо.
«Хороший у тебя характер, выпирает в грудях, — охотники сразу переключили внимание на ту, к которой посол курляндский приставал. — Дай потрогать твой характер».
«Не дам, — женщина захихикала. — В дурочках останусь.
А послу курляндскому я сама нос утру.
До чего же все мужчины игривые».
Достойная Елисафета, ее фаворитка и Ингеборга попрощались со всеми.
«День сегодня морозный будет, — Достойная Елисафета с удовольствием вдыхала свежий колючий воздух. — Не ожидали мы, а нас попарили в купальне.
Действительно, я будто лечу.
Легкая, невесомая стала после того, как Мэй, Неля и Шелли меня…»
«Да, они тебя», — фаворитка ревниво заметила.
«Дубовыми ветками…»
«И не только ветками», — фаворитка с обидой смотрела на Елисафету.
«Растирали ладонями Елисафеточку – это же нормально, — Ингеборга заступилась за королеву Норда. — Тебя тоже, и меня массажировали.
И мы их.
Почему же одна Елисафеточка должна быть виновата перед тобой?»
«Я не виню никого, — фаворитка быстро посмотрела на Ингеборгу. — Я тоже лечу над снегами.