8. Деньги. Желание походить на Китай продиктовало необходимость в чеканке монеты (впервые пущена в обращение в 708 г.). Следующий выпуск был осуществлен только в 760 г. До 958 г. зафиксировано еще 10 эмиссий. Несмотря на настойчивые меры государства по активизации денежного оборота, в стране (за исключением столицы) продолжал господствовать натуральный обмен. В X в. чеканка собственной монеты полностью прекратилась, в Японии стали использовать китайские монеты.
9. Буддизм. Значительная часть периода Нара проходит под знаком предпринимаемых правящим родом попыток инкорпорирования буддизма в систему официальной идеологии. Однако с течением времени стало понятно, что только синтоизм с его системой сакральных генеалогий, уходящих своими корнями в мифологию, способен гарантировать традиционной аристократии занимаемое ею положение, зафиксировать социальную иммобильность. В связи с этим государственная поддержка буддизма становится намного слабее, происходит повторная актуализация всего синтоистского мифологическо-ритуального комплекса. В начале IX в. наблюдается окончательное оформление синтоистского пантеона, что способствовало созданию властных структур, абсолютно закрытых для проникновения посторонних элементов.
10. Пространство. В начале VIII в. японское государство и культура стремятся к расширению своих границ. Это находит свое выражение и в попытках продвижения на север Хонсю, и в сельскохозяйственном освоении новых земель, и в модусе описания пространства в письменных источниках (широкое употребление топонимов, локализуемых в различных частях страны, описание перемещения в пространстве тех или иных лиц).
В период Хэйан после отмены военной экспедиции против эмиси (805 г.) планы по интеграции северо-восточного региона явно отходят на второй план, колонизация не проводится, отношения с обитателями этих мест ограничиваются в основном принесением теми символической дани ко двору. Исторические источники описывают по преимуществу пространство столицы и двора, литературные — ограничивают свое видение тем пространством, которое физически доступно взгляду (действие происходит главным образом в интерьере). Путешествия (во всяком случае, как объект изображения) сходят на нет, активное развитие получает моделирование природы, приближаемой таким образом к собственному дому (садово-парковое искусство).
11. Время. «Государство рицурё» начиналось с письменного оформления удовлетворявшей его концепции прошлого, имеющей своим формальным прототипом китайское летописание. Однако после того, как осознание непререкаемой легитимности правящего рода прочно входит основным элементом в модель государственного устройства, потребность в ведении хроник отпадает. Вместо составлявшихся по указу правителя хроник теперь указы предписывают составление японоязычных поэтических антологий, акцентирующих прежде всего идею циклического времени (годовой природный цикл).
12. Язык. Поскольку язык сам по себе является мощнейшим носителем вмонтированных в него культурных смыслов, то использование того или иного языка (или же соотношение нескольких) во многом определяет не только облик общества, но и его внутренние смыслы. Если VIII в. можно признать за время почти безраздельного господства китайского письменного языка, то впоследствии его коммуникативные (а значит, и смыслопорождающие) функции имеют тенденцию к сокращению: появляются новые классы текстов в прозе и поэзии (японоязычные поэтические антологии, прозаические жанры, функционировавшие на японском языке), полностью игнорирующие «государственную» тематику в ее китайском понимании. Подобная же японизация общего строя жизни видна и в других областях культуры, доступных нашему видению (живопись, скульптура, архитектура, костюм и т. д.).
Вышеприведенные данные показывают, что японское государство периода Нара (со всеми его атрибутами, включая летописание и законодательство) было в значительной степени конструктом волевой деятельности определенного и ограниченного круга лиц, а не следствием «естественной» эволюции. В связи с этим «оболочка» этого государства и его «чрево» отличались разительным образом. И если внешние проявления имели все признаки высокоцентрализованного государства современного (т. е. «китайского») типа, то реальные процессы адаптации и «переваривания» новых для общества идей, установлений и институтов привели совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали творцы законодательных сводов. Архитекторы реформ жили во времена максимальной информационной открытости страны и хотели построить империю, напоминающую по своей мощи, размаху и централизации Китай. В результате же их не слишком далекие потомки оказались в стране, где периферия вела жизнь от центра вполне независимую, где власть «императора» была в значительной степени номинальной, где вместо чаемой экстравертной культуры сформировалась в высшей степени интровертная, где большинство начинаний VIII в. приобрело не слишком узнаваемый вид. Начиная с этого времени «утопичность» как форма государственного сознания в значительной степени утрачивает свое значение.