Возможно, я ошибаюсь, но — в отличие от автора послесловия к книга Светланы Семеновой — я не нашел в книге Лукьянова ни "большой философичности", ни увлекающей читателя "изобразительной пластики" (грамматически правильно построенные фразы — еще не стиль). Даже с атрибутами изображенного мира, которые должны быть плодом фантазии автора, в книга пока обстоит небогато: охота роботов за старыми книгами и их хозяевами — это из Брэдбери, устройство, способное "погасить" агрессивность людей, — из "Возвращения со звезд" С. Лема, массовое выращивание граждан общества в пробирках "по сортам" — это взято из "Прекрасного нового мира" Хаксли. Взятые напрокат чужие реплики не прибавляют достоинств книге, и хотя автор послесловия отводит место О. Лукьянову где-то между Достоевским и Замятиным, упоминает его произведения в одном ряду с "Марсианскими хрониками", "Часом Быка" и "Трудно быть 6огом", это выглядит скорее как аванс, как доброе пожелание автору, нежели как взвешенная оценка. Однако это в конца концов не самое главное. Печально, что главная "обличительная" идея автора книги получает в послесловии полную и безоговорочную поддержку: "…есть социальные модели, может быть, даже опаснее столь часто разоблачаемого тоталитаризма", сказано в послесловии, и эта мысль вызывает у меня сложные чувства. В пору, когда наша общество с мучительным трудом, тяжко, нервно разрывает многолетние путы тоталитаризма — имеем ли мы моральное право учить окружающих, что им-де грозит опасность пострашнее? За времена, когда разболтанная и больная наша экономика порождает дефицит за дефицитом, буквально самого необходимого, честны ли мы до конца, "разоблачая" и "развенчивая" общество, сумевшее предоставить своим гражданам не только необходимый минимум, но еще много-много сверх того?
Если фантастика наших дней не желает превратиться в ту гоголевскую унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла, то писателям надо сегодня хорошенько поразмышлять над ответами на эти вопросы. И, думаю, не только фантастам.
А. ДАНИЛОВ.
Рисунок Е. САВЕЛЬЕВА.
История фантастики: О Вилли Конне (1990)
Иванов Р. "Что характерно, ценою в рубель…": Реплика
(Заря молодежи (Саратов).- 1990.- 2 янв. — С. 8.)
Был такой забавный анекдот о нашем усопшем генсеке. Будто водит он иностранную делегацию по художаственному музею и, слушая подсказку экскурсoвода, сам дает пояснения к картинам. Но вот около врубелевского "Демона" он, не расслышав правильно, сам вдруг удивляется несоизмеримостью цены и самой картины: "Что характерно, ценою в рубель, а на вид гораздо дороже…"
Примерно таким вот явным несоответствием (только, конечно, в "обратную" сторону) между ценою "в рубель" (нет, будем точны: 98 коп.) и шестнадцатистраничной книжечкой "Лили" некоего Вилли Густава Конна, которой ныне завалены все киоски "Союзпечати" Саратова, был несколько удивлен и автор этих строк. Впрочем, на обложке крупно набрано "Фантастика", а чем только не пожертвуешь ради любимого и популярного жанра! Итак, к делу: что же фантастического поведал нам г-н (впрочем, может и "тов.", ибо факт перевода с какого-либо языка в книжечке не отражён) Вилли Конн?
Внимание: "Девушка легко скинула халат. Больше на ней ничего не было. Манящей матовой белизной вырисовывалось тело… Я почувствовал томную, болезненную и сладкую конвульсию в своем теле, на какую-то секунду перехватило дыхание, часто-часто забилось сердце…Она зачерпнула пригоршню теплой ключевой воды и брызнула себе на грудку, Я видел, как заблестели серебряные капельки на ее коже, потекли вниз вдоль всего девичьего тела и остановились, повиснув бусинками в самом низу живота, на ее пушке. Она сжала ножки, и бусинки покатились дальше. Девушка, потупив глаза, разжала ножки, замирая от желания и смущения, чуть коснувшись своего тела, смахнула щекотные капельки на пол…"
Так, ясно; А дальше что? Перелистнем пару страниц: "Девушка оглянулась вокруг и, убедившись, что поблизости никого нет, разделась догола… Теперь я видел больше, чем ночью. Не только ее тело и грудь, я видел все… Я хорошо видел, как вода покрыла ее колени, потом поднялась выше по голой ноге, прохладной щекотностью коснулась ее пушка". Так, что там дальше? На следующей странице: "…я отчетливо видел, как она, обнаженная и прекрасная, входила в озеро, как вода покрывала сначала ее колени, прохладной щекотностью касалась ее пушка…" Минуточку, это вроде уже было? А что на следующей странице: "Девушка, потупив глаза, разжала ножки и, замирая от желания и страха, смахнула щекотные капельки на пол…" Постойте, и это уже было в начале!
Впрочем, не надо удивляться: вся книжечка от начала и до конца наполнена подобными анатомическими пассажами, причем одними и теми же, ибо автор скупится даже на слова. Ну, а фантастика-то в чем? Неужели только в том, что в конце девушка оказывается инопланетянкой? Мораль: "И инопланетянки любить умеют!" это как-то небогато для произведения, изданного полумиллионным тиражом. Как-то даже невольно хочется заняться арифметикой и, учитывая наш бумажный дефицит, выяснить — сколько настоящих фантастических книг, тех же братьев Стругацких, можно было бы отпечатать вместо этих описании любовных приключений с внеземным оттенком…